– Он мертв. Задохнулся уже, – прогнусавил палач.
– Не может быть! – потрясенно сказал приехавший, и еще шагнул один шаг к кресту. Он стал бледен.
– Мертвый, – подтвердил кентурион Логгин, и, чтобы доказать правоту свою и палача присутствующим, взял копье и профессионально, по-солдатски, ударил им с правой стороны груди так, чтобы достать сердце, [В бою левая сторона тела прикрыта щитом. – В.Б.] которое, как известно, находится с левой стороны. Он вынул копье, и из образовавшейся раны вытекли кровь и слизь.
– Кровь! – воскликнул потрясенно приехавший всадник, он же личный врач Понтия Пилата Леандр.
Начальник охраны молча глядел на Леандра, ожидая пояснений.
Леандр обернулся и сказал всем, кто стоял рядом:
– Он не задохнулся. Он умер от разрыва сердца…
Глава 28. Напрасные надежды
Глава 28. Напрасные надежды
Тихо собиралась войти в шумный город праздничная ночь. Солнце пылало оранжевым пожаром на западе, и было в этом что-то непонятное и тревожное. Но дышать было легко: душные утро и полдень и дождливый день сменились четырнадцатого нисана свежим вечером.
Пилат, отправив на Голгофу сегодня в десять часов утра своего врача Леандра, уже более не выходил из дворца Ирода Великого и находился на балконе с колоннами, где утром проходил суд. Пилат понимал, что он не совсем подходит на должность прокуратора, которая зависит от многих и многих. Прокуратор должен быть медлен на слова и поступки, всё хорошо взвешивать, прежде чем принять какое-нибудь решение, и принимать такое решение, чтобы нигде и никак не подставить себя под удар. И нужно уметь идти на компромиссы. Пилат же был слишком самостоятельным и деятельным для такой должности, в чем сказывался его опыт трибуна легиона. И этот же опыт трибуна, когда Пилат, ничего не страшась, бросался в самую кровавую сечу, в самые царствия Марса и Плутона, говорил ему, что сегодня утром, когда он пошел на компромисс и уступил неистовой толпе, он впервые в своей жизни струсил. Как такое могло произойти? Внезапная болезнь тому виной? Или самое должность диктует свои законы? Но Пилат был действительно смелым человеком и нашел мужество сказать себе: «Ты трус, Пилат. Бичевал этого мальчика в угоду толпе, чтобы только иудеи оставили Ему жизнь. И все-таки допустил, чтобы распяли Его. Да меня нужно распять за это! Трус! Трус!» Сколько побед он принес кесарю, а тут потерпел поражение перед самим собой. Да чего он испугался? Доносов? Распеканий правителя Люция Виттелия? Потери должности и ссылки? Ему даже смерть не грозила, если бы он настоял на своем и не отдал бы в жертву Иисуса, потому что нелепость Иудина доноса все-таки он смог бы доказать. Нашелся бы выход, нашел бы он слова, чтобы защитить Невиновного.