– Послушайте, – проговорил он, – я еще ничего не знаю наверняка, мне не известны никакие подробности. Я просто пришел сказать вам, что, очень возможно, вы окажетесь, так сказать, в числе «лиц, вызывающих интерес у следствия», то есть подозреваемых. И за вами будет установлено наблюдение.

София сделала шаг назад, в груди прошла жаркая волна страха, и она сразу подумала о Флоренции.

– За мной? Но почему?

– Нет-нет, – быстро сказал он. – Позвольте мне уточнить. Это касается не столько лично вас, сколько ваших близких. Возможно.

Ладонь ее непроизвольно порхнула к сердцу.

– Не понимаю. Что вы хотите этим сказать? Что-то случилось с Лоренцо? С моими отцом и матерью?

– Поверьте, я очень сожалею, что ничего не могу сказать конкретно. Еще ничего не известно наверняка, и я не говорю, что именно вы находитесь в опасности. Но конечно, не исключена ситуация, что они могут…

Снова это словечко «они». Не пытается ли он таким образом дистанцироваться от нацистов?

– Я хотел вас предостеречь и сказать…

– Что? Что вы хотели сказать? – перебила она.

– Если что-то такое, мало ли что… ах, я даже не знаю, как это сформулировать… Если что-то такое в Кастелло, так сказать, происходит… Вы понимаете? Что-нибудь несуразное… да, именно так. Вы должны быть осторожны.

Голова у Софии шла кругом.

– Да-да, конечно, – только и смогла она сказать.

– А теперь я должен откланяться. Я возвращаюсь в Берлин, так что позвольте попрощаться.

– О да, я понимаю. Когда уезжаете?

– Завтра. Сначала мне хотелось переговорить с вами, но теперь я должен идти.

Она перевела дух и сумела восстановить самообладание, насколько это было в ее силах, хотя сердце в груди все еще гулко бухало.

– Что ж, благодарю вас, господин комендант.

– Клаус.

Она кивнула.