– Через этого.

– Ладно. Закругляемся… Тебе, Гилани, спасибо.

– Да что вы?.. Общее дело делаем. И я рад служить и стараться.

– Похвально, Гилани. Похвально. Я доложу. Хотя вот этот твой кадр – плясун.

– Да при чём тут я?! – оправдывается чеченец. – Я его знать не знаю. Это Голубев его откуда-то откопал.

– Может, это и так. Но за доверенное тебе место. Тем более такое место – надо бы быть поответственнее.

– Больше такого не будет.

– Конечно, не будет. Не допустим.

– А с этим что делать?

– В принципе, с ним всё понятно: козёл отпущения. Но за оскорбление старого чекиста, а тем более лезгинку перед Большим… К тому же всё о свободе грезит… Я думаю лет пятнадцать – двадцать за поддержку терроризма ему светит.

– Но позвольте, – засмеялся чеченец, – какой же из него террорист. Это ведь артист! И всё выдал. Нет там ничего.

– Ха-ха-ха, ты прав, Гилани… И всё же какая же у вас, чеченцев, солидарность! Ты его вроде знать не знаешь, а всё равно выгораживаешь.

– Ничуть. Просто он ведь нам нужен на эту швейцарку влиять.

– Это есть… Ну ладно. Мы пошли. А ты исправляйся…

– Непременно… Я, как велели, смотаюсь в Чечню. А за этим мои пацаны посмотрят.

– За этим, – последовала пауза. – Уже смотрят. А ты занимайся поручением. Честь имею.

Тишина. Болотаев хочет открыть глаза. Не может. Шум. Шаги.

– Эй, Петрович, когда он проснётся? – вновь голос чеченца.

– Да пора уж.

Болотаева слегка бьют по лицу. Прыскают в лицо водой.