– В общем – да, спасибо тебе. Я согласна с Итаном. Хороший получился уик-энд.
На тебе.
Черт. И вот как тут задать сакраментальный вопрос? Нет, сейчас не получится. Артур поставил себе целью заслужить доверие детей, задобрить их, и вот цель достигнута – а его как будто парализовало. Он слишком привык к неудачам. Успех его ошарашил. Он стиснул подлокотник зеленого кресла, в котором сидел. Вот они. Его дети. Вернулись в Сент-Луис, чтобы его повидать. Да теперь еще рассыпаются в благодарностях!
Артур сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Когда воздух покинул легкие, плечи его опустились.
– Вы даже не представляете… – тихо произнес он. – Не представляете…
– Чего не представляем? – спросил Итан.
Артур помотал головой:
– Ничего… Ничего. – Он ссутулился и выдавил себе под нос тихий смешок. – Знаете, я тоже очень рад, что вы приехали. Вы могли и не приезжать – могли проигнорировать мое письмо. Дети так обычно и поступают. Вы мне ничего не должны, честное слово.
– Да все нормально, пап, – сказал Итан. – Мы сами захотели.
– Нет, нет. Я должен выговориться. – Его пьянила бесконечная признательность: она грела сердце и развязывала язык. – Я давно хотел сказать. И вот говорю: мне кажется, что я вас не знаю. Ни того ни другого. Понимаете? Мне больно это признавать. Но это правда. Я вас не знаю. В какой-то момент я сложил с себя обязательства по вашему воспитанию, выключился из родительства. Перестал даже думать об этом. – Он откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. – А потом так и не смог включиться обратно. Чем дольше я ждал, тем труднее становилось принимать участие в вашей жизни. Все время казалось, что я уже упустил свой шанс, опоздал. Да, да, вот именно: я всюду опоздал. Такое меня преследовало чувство. Я не мог с вами сблизиться, потому что было слишком поздно. Тут ведь какая штука: если ты решил, что уже поздно, то тебе всегда будет поздно – и с каждым днем все позднее.
– Пап, все хорошо, правда, – сказала Мэгги. – Ни к чему…
– Дай мне закончить… Дай мне закончить. – Артур подался вперед и уперся локтями в колени. Столько всего еще предстояло сказать. – Долгие годы… долгие годы я чувствовал, что живу под одной крышей с чужими людьми. Незнакомыми. Я прятался, скрывался от вас! Возможно, со стороны казалось, что я просто рассеянный или не в себе, но нет. Я знал, что делаю – и чего не делаю. Я не занимался вами. Просто торчал у себя в кабинете и не работал. Часами просиживал в библиотеках и не читал. Львиную долю своей жизни я провел в неделании. В избегании. Мою взрослую жизнь можно озаглавить так: «То, чего я не сделал».