Так оно и было, но своего призрака я убила. Но это не значит, что с этого момента моя жизнь будет легкой. Скорее наоборот, и это именно то, о чем говорила Сана. Во мне что-то переменилось. И я не могла вернуться.
Я отвернулась от огня, уткнувшись лицом в плечо Саны; мгновение, которое позволило мне укрыться от света пылающего огня на улице и от пожара в моей душе. Когда я снова повернулась к огню, Верена стояла у другой стороны бочки, держа в руках рамку с великанскими джинсами Юлайлы Баптист. Она стукнула рамкой о край металлической бочки и разбила стекло. Освободив джинсы, она на секунду прижала их к своей груди.
– Верена, что ты делаешь? – спросила Марло. Она говорила за нас всех. Джинсы всегда были неприкосновенной, священной реликвией.
– Беру пример с Плам, – ответила она. – Делаю то, что должна была сделать давно.
Она держала легендарные джинсы перед собой; джинсы, которыми я была одержима, когда была подростком, джинсы, из-за которых миллионы женщин сели на диету.
– «Новая программа баптисток» и вправду сработала, – вставила я, все еще не отводя глаз от знаменитых джинсов. – Она полностью преобразила меня, как ты и обещала.
– Второе рождение, – произнесла Верена.
– Никакого взвешивания и подсчета калорий, – подхватила я.
– Как потопаешь, так и полопаешь, – не удержалась Марло.
– Результат не гарантирован, – вставила Сана.
– Гори! – воскликнула Верена, бросая джинсы матери в огонь. – Та-дам! – пропела она, наблюдая, как их охватывает пламя.
* * *
* * *
Соледад Аяла родилась в Мехико в 1973 году. Когда ей было восемь, ее семья переехала в Южную Дакоту на пять месяцев, затем в Айову на шесть. На каждом новом месте другие дети смеялись над Соледад: за то, что она была толстой, за то, что у нее был такой смешной акцент и странное имя.