– Знаешь, что я нашла сегодня на чердаке? Твоего динозаврика. Того, который рычал, если потянуть за хвост. Раньше ты его так любил, что я думала: даже когда ты соберешься жениться, то явишься в церковь с ним под мышкой… – Лейси осеклась, поняв, что у Питера, скорее всего, не будет свадьбы и никакой церкви, кроме тюремной, он не увидит. – Ну так вот. – Лейси включила улыбку на полную мощность. – Я положила его на твою кровать.
Питер хмуро посмотрел на нее:
– О’кей.
– Думаю, из всех твоих дней рождения мне больше понравился тот, когда мы зарыли в песочнице пластмассовые кости динозавра, а ты их выкапывал, – сказала Лейси. – Помнишь?
– Помню, что никто не пришел.
– Как же? Пришли…
– Человек пять. Те, кого мамаши насильно привели. Боже мой! Мне же было шесть лет. Зачем мы вообще об этом говорим?
«Затем, – подумала Лейси, – что больше говорить не о чем». Она оглядела полупустую комнату свиданий. Напротив заключенных, по другую сторону красной линии, сидели те немногие, кто остался им предан и продолжал в них верить. На самом деле, как Лейси теперь понимала, между ней и ее сыном еще несколько лет назад протянулась граница. Если поднять подбородок повыше, никакой черты на полу вроде бы и не видно. Барьер становится ощутимым, только когда пытаешься его пересечь, а именно это Лейси сейчас и делала.
– Питер, – вдруг сказала она, – извини, что я не забрала тебя в тот раз из лагеря.
Он посмотрел на мать, как на сумасшедшую:
– Хм… Спасибо, конечно, но я пережил это лет сто назад.
– Знаю. И все же мне жаль.
Внезапно Лейси поняла, что сожалеет о многом: нужно было уделять Питеру больше внимания, когда он хвастался каким-нибудь новым компьютерным навыком, нужно было купить ему новую собаку после смерти Дозера, на зимние каникулы нужно было поехать на Карибы, а она-то думала, что еще сто раз успеется…
– Сожаление ничего не значит.
– Значит. Для того, кто извиняется.
Питер застонал:
– Ну чё еще за дерьмо?! Куриный бульон для несчастного душегуба?
Лейси вздрогнула:
– Не обязательно сквернословить, чтобы…
– Дерьмо! – повторил Питер нараспев. – Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!