А Питер?

Заседание вела ее мама. Джози об этом, естественно, знала, хотя судьям и не полагалось говорить о таких вещах с домашними, и те чувства, которые возникали у нее в этой связи, колебались в диапазоне от полного облегчения до дикого страха. С одной стороны, мать сама начнет разбираться в событиях того дня и ей, Джози, не придется об этом говорить, а с другой – если мать начнет разбираться, то кто знает, как далеко она зайдет?

В библиотеку, подбрасывая апельсин, вошел Дрю. Он оглядел небольшие группки ребят, сидевших прямо на ковре с подносами на коленях, потом увидел Джози и подсел к ней:

– Что случилось?

– Да ничего особенного.

– Эти шакалы тебя доставали? – спросил Дрю, имея в виду журналистов.

– Я от них убежала.

– Хотел бы я, чтобы они все провалились!

– А я бы хотела, – сказала Джози, откидывая голову назад и прислоняясь к стене, – чтобы все вошло в норму.

– Может, после суда… – Дрю повернулся к ней. – Насчет твоей мамы… Это не странно?

– Мы об этом не разговариваем. Мы вообще почти ни о чем не разговариваем.

Джози взяла бутылочку воды и сделала глоток, чтобы чем-то занять руки и чтобы Дрю не заметил, что они дрожат.

– Он не сумасшедший.

– Кто?

– Питер Хоутон. Я видел его глаза в тот день. Он, черт подери, прекрасно понимал, что делает!

– Заткнись, Дрю, – вздохнула Джози.

– Ну да. Плевать, что говорит какой-то там хитрожопый адвокат, пытаясь спасти его шкуру!

– Думаю, это не тебе решать, а присяжным.

– Боже мой, Джози! Уж от кого, от кого, а от тебя я не ожидал, что ты станешь его защищать!

– Я его не защищаю. Просто говорю тебе, как работает судебная система.