– Это… зачем?

Молодой человек лет двадцати говорил на довольно приблизительном французском.

– Я бы хотела встретиться с маршалом Эрхардом Мильхом.

Мадлен преувеличенно артикулировала, чтобы ее поняли. Солдат бросил на нее пристальный взгляд. Он держал ее паспорт, всматриваясь в фамилию и не зная, что можно сказать француженке, которая не говорит по-немецки и без предварительного согласования просит о встрече с госсекретарем.

– Это… зачем?

– Я хотела бы встретиться с маршалом Эрхардом Мильхом.

Разговор шел по кругу. Молодой человек оставил ее и вступил в многословные переговоры со своим коллегой из приемной.

– Сидеть вы… – сказал он наконец.

Он поднялся по широкой лестнице, а Мадлен снова стала ждать.

Часы показывали почти полдень, когда перед ней предстал офицер лет пятидесяти в нацистской форме. Он держал в руках ее паспорт:

– Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, госпожа Жубер, но без назначенной встречи…

Он слегка прищелкнул каблуками.

– Майор Гюнтер Дитрих. Чем могу быть полезен?

Мадлен плохо себе представляла, как прямо здесь, в холле, заведет беседу… на личную тему.

– Это личное, господин Дитрих…

– Поподробнее! – Майор полностью отдавал себе отчет в том, что ситуация не самая комфортная. И поскольку Мадлен по-прежнему спокойно смотрела на него, он добавил: – Личное… Вы хотите сказать «крайне личное»? Это касается вашего мужа, госпожа Жубер?

В самую точку. Мадлен потеряла навык. Они знали, кто она, знали, кто такой Гюстав, они знали, может быть, даже больше, чем она, о том, что она только предполагала сделать темой их беседы. Парадоксальным образом эта уязвимая ситуация внушила ей уверенность в себе, потому что ничего другого не оставалось. И чем решительней она пойдет вперед, тем больше у нее будет шансов выкарабкаться.

– Я приехала к вам по поручению мужа.

Дитрих развернулся, отдал приказ молодому человеку, который остался стоять у него за спиной. Затем он обратился к Мадлен:

– Прошу вас следовать за мной…