Он указал в сторону лестницы. Бок о бок они поднялись по ступенькам.

– Какая погода была вчера в Париже, госпожа Жубер?

Они знали, когда она приехала и, конечно, где остановилась… Осталось ли что-то, чего они еще не знали о ней?

– Очень приятная, майор.

Широкий коридор, потом другой. Здесь шумели голоса, быстро стучали пишущие машинки, кто-то нервно мерил шагами каменный пол. Просторный кабинет включал в себя уголок гостиной, и майор указал ей на диван.

– Не стану наносить француженке оскорбление, предлагая ей чай или кофе, которые делают у нас в министерстве… Но может быть, стакан воды?

Мадлен жестом отказалась. Дитрих устроился на стуле напротив нее, даже сидя, он на две головы возвышался над ней. Он изобразил фальшивое раскаяние.

– Итак, госпожа Жубер, это провал?

– Можно сказать и так, майор. Мой муж держался, сколько мог, но…

– Какая жалость! Прекрасный проект!

Мадлен демонстративно скрестила руки на папке, лежащей у нее на коленях:

– Да. И уже достаточно разработанный…

– Хотя последние испытания не были слишком убедительными…

Его тон был неестественно шутливым.

– Муж часто говорил мне, что испытания служат для того, чтобы… испытывать. Неудачи сделали возможными впечатляющие достижения в разработке модели турбореактивного двигателя. Требовалось только, чтобы заказчики еще немного запаслись терпением и даже, осмелюсь сказать, проявили некую храбрость.

– И вашему мужу претит мысль о том, что плод его труда выброшен на помойку… И он желает, чтобы его исследования продолжались…

– В интересах научного сообщества!

Дитрих кивнул, он понимал благородство таких намерений. Он указал на папку, лежащую на коленях Мадлен:

– Это…

– Да, оно.