– Замечательно, – сияет улыбкой Тедди.

– Но я не могу.

Он несколько раз недоуменно моргает:

– Что?

– Я не могу, – повторяю я, удивленная своим ответом не меньше его.

– Почему?

Как только слова вырываются на свободу, возникает чувство, будто с души упал камень. В голове почему-то всплывает образ библиотечного плаката из детского отдела: «Страшно не неведение, страшно равнодушие».

Тедди смотрит на меня, ожидая объяснений.

– Я так и не научилась играть на гитаре, – говорю я.

Он непонимающе хмурится:

– Что?

– Я всегда хотела научиться играть. Но все время было некогда.

Тедди опускает вилку, все еще озадаченный.

– Помнишь, я говорила, что учеба в университете поможет тебе не только понять, чем ты хочешь заниматься, но и понять самого себя.

– Опять ты за свое, – раздраженно бурчит Тедди.

– Я сейчас говорю не о тебе, – терпеливо объясняю ему. – Я говорю о себе. Ты в курсе, сколько времени я проработала волонтером за все эти годы?

– Много. – Тедди ковыряет вилкой пирог.

– Много, – соглашаюсь я. – И мне не жаль этого времени, поскольку я помогла множеству людей и сделала много хорошего. И мне нравилось заниматься этим. Но похоже, делала я это не только ради себя.

Лицо Тедди смягчается.

– Я знаю.