Светлый фон

В непонятном ослеплении королева шла быстрыми шагами навстречу своей гибели – подозрение в ее виновности проникло до самых низших слоев населения, так что она нигде не нашла бы ни опоры, ни помощи; она бросилась в объятия преступника, который крепко держал ее. И только известная ее нерешительность еще спасала ее честь – ее считали за обольщенную, за соучастницу, а не за зачинщицу преступления.

Босвель стремился к цели со страстностью преступника, поставившего на карту свою голову. Он был уверен в согласии королевы на брак с ним, и теперь надо было только обеспечить согласие знати. И последнего он добился с неслыханной смелостью и наглостью. Он пригласил самых знатных дворян королевства на ужин, устроенный в одном из кабачков Эдинбурга, и в конце пиршества, когда кубок вина уже бесконечное число раз обошел присутствующих, объявил, предусмотрительно окружив дом стрелками, что Мария согласна вступить с ним в брак. Затем он предложил гостям подписать заготовленную заранее бумагу, в которой объявлялось, что лэрды считают Босвеля абсолютно невиновным в убийстве Дарнлея и находят его подходящим супругом для королевы.

Растерявшиеся лэрды подписали, и с этой-то бумагой в руках Босвель отправился к Марии, чтобы побороть ее последнее сопротивление.

Королева колебалась; она понимала, что подписи добыты не добром. Она умоляла Босвеля потерпеть еще немного, но он был не такой человек, чтобы его могла провести женщина, сумевшая когда-то обмануть Мюррея. Он бурно упрекнул ее в недостатке любви, так как только этим можно объяснить ее нерешительность.

– Я кровью купил тебя, – кричал он, – и во что бы то ни стало удержу тебя в своих руках. Ты моя!

– Я твоя, – ответила Мария, дрожа от мрачного взгляда, сверкавшего из его глаз. – Но ради меня и себя самого внемли голосу рассудка! Ведь еще не кончился срок траура, вся страна проклянет нас!

– Я смеюсь над всей этой добродетельной болтовней! Мария, лучше быстро ударить кого-нибудь в лицо, чем тянуть и долго угрожать. Необходимо оглушить врагов, смутить их, заставить растеряться, но не давать времени долго совещаться, как отразить наносимый удар. Только смелости обеспечен успех; кто долго мешкает, тот дает основание подозрениям!

– Босвель, ты знаешь, что я люблю тебя и только и думаю о том, как бы сделать тебя счастливым. Но подумай и о том, что многое, на что ты смеешь дерзнуть, никогда не будет прощено мне. Мужчина может открыто проявлять свою любовь и нетерпение жажды обладания, но стыдливость и обычай приказывают мне, женщине, переждать по крайней мере обусловленный обычаем срок траура. Мне будет поставлено в вину, если я соглашусь на просьбу вассала, умоляющего о том, о чем он, разумеется, смеет умолять, но что я не могу позволить ему.