Кингтон самым отличнейшим образом проспал все свои намерения. Когда он проснулся, то в его голове было так все спутанно и туманно, что ему понадобилось довольно продолжительное время, чтобы сообразить, где он находится.

Вдруг луч света пронизал его сознание. Кингтон вскочил и разразился дикими проклятиями. Его взор упал на неубранный стол с остатками ужина, руки схватились за трещавшую голову, так как ему сейчас же пришла в голову верная догадка о том, что произошло здесь. Он первым делом схватился за свои бумаги и убедился, что эти столь важные для него и всецело его изобличающие документы исчезли.

– Меня обокрали! – крикнул он и некоторое время простоял, словно оглушенный, а затем стал кричать: – Меня обокрали! А, Пельдрам, негодяй, это ты сделал мне!

Кингтон бросился из комнаты в коридор, оттуда в сени, продолжая звать Пельдрама и обвинять его в воровстве.

На этот крик сбежались все обитатели замка, появились и приезжие гости, и вскоре выяснилось, что Пельдрама нет в замке. Вот тут-то и выплыло дело о пропаже трех лошадей, что еще более подтверждало очевидность бегства Пельдрама. Кингтон стал носиться, как сумасшедший, по замку, а затем выбежал на двор, где теперь сосредоточился главный шум.

Как раз в этот момент появился Ламберт, и, едва увидев его, Кингтон набросился на него.

– Ты – мошенник! – заорал он, схватив старика за горло и почти задушив его. – Ты помогал ему! Где этот негодяй, где мои бумаги? Говори!

Сэррей был сильно поражен появлением Ламберта, но нападение на него Кингтона удивило его гораздо меньше. Зато оно произвело очень большое впечатление на Ралейга, на лице которого ясно отразился гнев за то, что Кингтон позволил себе до такой степени забыться в его присутствии.

– Кто этот человек? – резко спросил он.

– Сэр! – ответил Сэррей. – Это тот самый, которого я искал здесь. Это Ламберт, который будет в состоянии дать нам очень важные показания. Но освободите его из рук этого сумасшедшего!

Ламберт, изумленный шумом, встретившим его в Кэнмор-Кэстле, потерял всякое самообладание от нападения Кингтона. Тем не менее вид Сэррея был большим утешением для него, и его взор с надеждой уставился на лорда.

– Милорд! – дрожа, взмолился старик. – Спасите меня, защитите меня! Я во всем признаюсь! Не утаю ни одного звука.

– Признавайся, собака! – заревел Кингтон все еще вне себя от бешенства.

Но по всем признакам роль этого милого человека должна была считаться оконченной.

Ралейг окончательно рассердился и теперь дал волю гневу на новое неуважение его авторитета со стороны простого слуги. Его рука тяжело легла на плечо Кингтона и резко оттолкнула его от Ламберта.