Скуластое жёлтое лицо Коломана на мгновение исказила гримаса злости, но он сдержался. Ответил спокойно, без запальчивости и гнева:
— Но разве это плохо, брат мой? Павших не вернуть, зато живущие ныне будут пребывать в мире. Кирие элейсон!
— В том ты прав, — согласился с угорцем Володарь, одобрительно кивнув.
— Не время нам вспоминать былую вражду, — прохрипел король мадьяр.
Чело его украшала золотая корона святого Стефана, плечи покрывала горностаевая мантия. Володарь тоже был одет в дорогой кафтан с золотой прошвой в три ряда по вороту и подолу, стан князя перехватывал золочёный пояс с раздвоенными концами, на голове красовалась горлатная шапка, на ногах — востроносые тимовые сапоги.
Челядин подал ароматно пахнущий острый суп — венгерский гуляш с мясом, луком и клёцками, разлил его в серебряные тарелки.
— Помнишь, как мы хлебали в детстве из одной миски? — спросил, улыбнувшись, Володарь.
— Ещё бы! И как покойная матушка обозвала меня поросёнком! Помнишь, когда ты приехал к нам в гости из Таматархи? И как брезгливо поджимала губки моя дражайшая Фелиция! Кирие элей сон! Уже три лета, как она умерла! — Коломан горестно вздохнул. — Вот не любил её, скажу тебе как на духу, а рыдал, будто ребёнок, на её похоронах. Потом скончался её отпрыск, Ладислав. Не знаю даже, как мне теперь быть. У меня пока нет сыновей, и неизвестно, на кого оставить державу. Тебе легче, Володарь, у тебя есть два сына.
— Женись вдругорядь. Что тебе мешает? — Володарь пожал плечами. — Ты ещё не столь стар.
— Что мешает? — усмехнулся король угров. — Мешает одна весьма красивая особа. Предислава, дочь киевского князя Святополка. Её выдали за Ладислава в тот самый год, когда скончалась королева Фелиция. Однако Ладислав ненадолго пережил свою мать. Предислава осталась со мной.
— И что? Получается, ты превратил киевскую княжну в свою любовницу?! Вот дела! Я этого не ведал! — Володарь аж присвистнул от изумления.
— Не нахожу здесь ничего удивительного! — недовольно отрезал Коломан. — Девчонка молода и смазлива. Вся такая светленькая, беленькая, хорошенькая. Её покойная мать, Лута, была дочерью чешского князя Спитигнева. Все мы родичи, дальние или близкие. Я, быть может, и женился бы на ней, как положено королю, но епископ Кресценций, который венчал меня в Биограде хорватской короной пять лет назад, сказал, что такой брак недопустим по канонам рижской церкви. А ссориться с Кресценцием и с папой Пасхалием, чью волю он, собственно, исполняет в стране мадьяр, мне сейчас невыгодно. Поэтому, дорогой братец, я и не женюсь снова. Какой-то заколдованный круг.