– Толь… только если ты сама этого хочешь. – От смущения он даже начал заикаться. – Я собираюсь просить у твоего отца твоей руки, как только все это будет позади и, даст Бог, мы будем в безопасности. И мне почти нечего предложить, так что он может быть против. Все, чем я владел, было уничтожено в Тулузе, но… – Пит снова умолк, но теперь его лицо было настолько же бледным, насколько миг назад пылало. – Ну, то есть, если ты согласна взять меня в мужья. Ты меня лю… ты могла бы меня полюбить?

Этот вопрос был настолько излишним, что Мину едва не рассмеялась.

– Неужели ты еще в этом сомневаешься?

В его полных муки глазах забрезжила искорка надежды.

– Правда?

– Правда.

– И ты согласилась бы стать моей…

– Мой ответ – да, mon coeur[34]. Конечно же.

И вот теперь Мину увидела, как на его лице отразились все неподдельные эмоции: радость, желание, надежда, любовь – разом. Его руки обвили ее, слишком крепко, но когда он наконец ее отпустил, она рассмеялась, и он тоже. Выражения их лиц были точным отражением друг друга.

Две половинки одной монетки.

– И даю тебе слово, lieverd, – произнес он, коснувшись обрывка шнурка на ее пальце, – любовь моя, что, когда мы с тобой предстанем перед алтарем, у тебя будет кольцо, которое достойно тебя.

– Меня не волнуют побрякушки, они ничего не значат.

– И когда я попрошу твоей руки у твоего отца, – и если, даст Бог, он отнесется ко мне благосклонно, – мы сможем жить в Каркасоне, а может, даже в Тулузе, где ты скажешь. Алис с Эмериком, и твой отец тоже, могут жить вместе с нами, если захочешь. – Он замялся. – Судя по тому, что ты мне о нем рассказывала, не думаю, чтобы он стал возражать против зятя-гугенота.

Она взглянула прямо ему в глаза:

– Или даже дочери.

– Что ты имеешь в виду? – произнес он медленно.

Мину рассмеялась, черпая смелость в том, что даже не подозревала, о чем собирается сказать, пока эти слова не повисли в воздухе.

– Я не знаю, но только… Мои родители вырастили меня в уважении к тем, кто избрал иной путь к Господу, отличный от моего собственного. Я не уверена, что после того, что я видела в Тулузе, могу оставаться на стороне тех, кто верит, будто Бог на острие меча.

– Зло творилось с обеих сторон, – заметил Пит.

– Я знаю. И все равно разве не замечательно было бы молиться по-французски?