Пивер

Колокола пробили десять. Звук был дребезжащий, монотонный.

– Говорю вам, тетушка, это кобыла моего отца, Канигу, – повторил Эмерик. – Я где угодно ее узнал бы. У нее проплешина вот тут, на холке, которую она заработала еще жеребенком. – Он ткнул пальцем. – Вот, видите? И седая щетина вокруг рта, как у пожилой дамы.

Старая кобыла, привязанная к колышку, мирно щипала травку на общем лугу на краю деревни, за церковью, у приземистого беленного известкой дома. По соседству паслись в наспех сооруженном деревянном загоне два вола и небольшое стадо коз.

Мадам Буссе посмотрела на мальчика:

– Ты точно уверен, племянник?

– Точно, – заверил он тетку. – Это единственная лошадь, которая когда-либо была у моего отца.

– Что ж, тогда помоги-ка мне спуститься.

Эмерик протянул ей руку, поражаясь перемене, которая произошла с их недалекой болтливой тетушкой.

Когда они только расстались с Мину на крытом мосту в Тулузе, он был в ужасе от того, что на него теперь легла ответственность за мадам Буссе. В Пеш-Давиде, пока они тщетно ожидали Мину, та пребывала в полной растерянности. Рыдала, требовала отвезти ее обратно домой, боялась, что за ней приедет ее муж, жалобно спрашивала про свою покойную сестру.

Однако, хотя ему пришлось выдержать настоящую битву, чтобы убедить ее сесть в подводу, запряженную парой лошадей, о которой договорился для них Пит, едва стоило им выехать на просторы Лораге, равнинной области к юго-западу от Тулузы, как их тетку словно подменили. Точно птица, долго сидевшая в клетке и вдруг выпущенная на свободу, она поначалу относилась ко всему с опаской, но мало-помалу любопытство взяло верх. И глаза ее больше не были потухшими.

Ко второму вечеру они были уже в Мирпуа, где благодаря деньгам, которыми снабдила их Мину, нашли уютную гостиницу. В ней двое родственников остановились на несколько дней, чтобы поджили раны и синяки тетушки Буссе. На третье утро она проснулась раньше его, и вдруг оказалось, что она остроумная и занятная собеседница. Он даже выучил ее фокусу Пита с ножом. К тому времени, когда они снова пустились в путь, – хотя он сам ни за что не согласился бы это признать, – Эмерик начал получать удовольствие от ее общества.

– В таком случае, племянник, – заявила мадам Буссе, – давай-ка сходим и поинтересуемся, каким образом у этого достойного господина оказалась лошадь твоего отца.

Они прошли по улице и постучались в дверь белого домишки, стоявшего рядом с общественным лугом. На стук никто не открыл, поэтому мадам Буссе перешла к соседнему дому и громко забарабанила в дверь.