Светлый фон

Когда Мансурова подошла ко мне и присела на лавочку, Махно посмотрел на неё ироничным взглядом и чуть заметно ухмыльнулся, — а может, мне это просто показалось, — и в то же самое мгновение нахлынула безотчётная тревога. Нет, это была не ревность, а скорее — предчувствие надвигающейся беды. Казалось, меня подводят к чему-то фатальному.

«Батюшка Александр меня уже никогда не дождётся, а это значит, что я не использовал свой последний шанс и проклятие чёрной старухи становится неизбежным. Я, наверно, сдохну под забором или на обочине, а в лицо будет шарашить оголтелая луна». — Поток пьяного сознания продолжался: — «А чем, интересно, занимается эта маленькая сучка? Наверняка с кем-нибудь шпилится, а мне по телефону задвигает, что, мол, никуда не ходит, сидит дома, крестиком вышивает. Бабы — хитрые, а ума — нет. Я их насквозь вижу. Приеду — разберусь».

— Ты почему сегодня опять бухаешь? — спросила Мансурова и слегка поёжилась, потому что с моря подул прохладный ветерок.

Я ничего не ответил, а просто обнял её за плечи и крепко прижал к себе. Она посмотрела на меня с удивлением и спросила:

— К чему эти телячье нежности?

— Я просто тебя люблю, — ответил я, и, повернув голову, поцеловал её в губы, ощутив острый запах лука и винного перегара.

— Соловья баснями не кормят, — злобно прошипела она и попыталась встать, но я удержал её рядом с собой и боковым зрением увидел, как поднялся с брёвнышка Махно, — это было довольно резкое движение, и выглядело оно демонстративно…

— Отпусти меня!

— Ой-ой-ой, какой щикарный мущщщина, — с издёвкой произнёс я, а он в это время «красиво уходил в закат», поводя плечами и вкладывая в каждый шаг столько же достоинства, сколько и безразличия; на фоне тёмного зловещего парка в мерцающих бликах костра Жека смотрелся как матадор, покидающий арену.

— Ты с ним трахаешься? — спросил я и оскалился омерзительной улыбкой.

— Пошёл ты, малохольный! — ответила она и вырвалась из моих навязчивых объятий.

— Догоняй свой последний поезд. — Я грубо хохотнул.

Когда ушла жена, на меня вновь навалилась тревога, — она буквально выворачивала меня наизнанку. Я подошёл к столу и налил себе стакан водки. Опрокинул его и закусил маленьким корнишоном — по телу побежала волна обманчивой эйфории. За спиной раздался приятный женский голос:

— Не всё потеряно, если вы ещё ссоритесь… — Я оглянулся. — Совсем плохо, если уже нечего выяснять и нечего делить. — Это была Лариса Литвинова.

Меня всегда восхищала её колдовская красота, но я никогда не видел её так близко, — в тот момент я ощутил на своей коже тепло её магических глаз. Без каких-либо сомнений, она была роковой женщиной, а такие редко бывают счастливы в семейной жизни, потому что «красота — это страшная сила», как заметила однажды Фаина Раневская, и мужики на самом деле бояться красивых женщин, особенно таких femme fatale, как Лариса. Когда я смотрю «Жестокий романс», то бесконечно восхищаюсь её талантом: ну как могла эта хищница, эта убийца китов, настолько перевоплотиться и сыграть классическую жертву — эту глупенькую, наивную девочку, которая только и думала о том, как бы побыстрее выскочить замуж? Наверно, ей и в жизни приходилось играть подобные роли, хотя не берусь это утверждать.