— Эдичка… — Я вздрогнул и оглянулся. — Гордо проходишь мимо?

Это была Анюта. Выглядела она довольно скромно: потёртые джинсы, кроссовки, ветровка с капюшоном, невыразительные черты лица без признаков макияжа.

— Привет, золотце, — сказал я без особой радости.

— А я не гордая — решила остановить тебя и попрощаться.

Её бледно-голубые глаза, полинявшие после многократной стирки, были окутаны такой неподдельной грустью, что вызвали в моей душе ответное чувство.

— Уезжаешь? — спросил я, вложив в этот риторический вопрос нотку сожаления. — Сезон охоты закончился?

— Перестань, — парировала она, а потом молча смотрела на меня, словно подбирая прощальные слова; хотела что-то сказать, но не решалась, накручивая вокруг пальца малиновую резиночку для волос.

Я не люблю подобные ситуации: чувствую себя моральным уродом, не способным на элементарное человеческое сострадание.

— Ты решил свои проблемы? — спросила она.

— А никаких проблем не было, — ответил я. — У меня всё хорошо. Всё просто замечательно!

— Я вчера подходила к твоей жене… Спрашивала, как у тебя дела. Она послала меня в долгое эротическое путешествие.

— Не может быть! — Затряс я головой в праведном возмущении. — Она очень интеллигентный человек. Она не способна на такое.

— В том-то и дело, что она послала меня очень интеллигентно. Мне даже обидно не было.

Повисла неловкая пауза. Я смотрел поверх её макушки куда-то вдаль.

— Ну ладно… — Я сделал маленький шажок назад, пытаясь ретироваться. — Хочу пожелать тебе всего самого наилучшего. Дай Бог тебе огромного счастья и успехов…

— Знаешь, я хочу тебе сказать… — прервала она мою прощальную тираду — тут же запнулась и тонкая струйка побежала по щеке; она наклонила голову, пытаясь спрятать от меня лицо, а я почему-то обнял её и прижал к себе.

— Я хочу сказать, — продолжила она, хлюпая носом, — что ты дал мне хороший урок. Я только потом всё поняла. Злилась, ненавидела тебя, но всё-таки оценила твой урок. Теперь я знаю, что нельзя так жить. Я хочу измениться… Всем сердцем, каждой клеточкой своего организма хочу этого. Я презираю себя. Я себя практически ненавижу.

Я ещё сильнее прижал её к себе.

— В Сургуте — девять градусов, льют проливные дожди, — бормотала она где-то у меня подмышкой. — Что меня там ждёт? То же самое болото. Я не хочу туда лететь. Я ненавижу этот город.

— Я никогда тебя не забуду, — пообещала она, — хотя мне нестерпимо хочется забыть всё, что здесь было за эти три недели. Я раскаиваюсь. Я ненавижу себя. Мне вены хочется вскрыть, так я себя ненавижу. — И она начала активно хлюпать носом.