— Я не пойму… Ты христианин или атеист?

— Полюбуйся на меня, — воскликнул я, — так выглядит агностик, глубоко любящий Христа!

— Вот как, — удивился Гордеев. — А кем Он для тебя является?

Я на секунду задумался и ответил, мечтательно глядя вдаль:

— Это мой герой. Это мой кумир. Это пример для подражания. Это в конце концов Спаситель… Но… — Я провалился в какой-то вербальный вакуум и не смог подобрать нужные слова: они просто смешались в бессмысленные звуки и мычание. — Не могу об этом говорить… О Боге рассуждают все кому не лень, но никто даже понятия не имеет, что есть Бог. Я лучше помолчу.

Повисла сакральная тишина, и даже было слышно, как пар сочится в трубах центрального отопления и где-то за стенкой разговаривает Дима Поздняков со своим «чёрным человеком». Он пил не просыхая уже несколько месяцев и откровенно готовился отойти в мир иной. «В этом мире уже нечего ловить», — повторял он, перед тем как опрокинуть очередную рюмку. «Ох, чувствую, смертушка рядом… За спиной стоит, в затылок дышит, — кряхтел он, хватаясь за сердце. — Ох, гореть мне в аду… Палёной мертвечиной воняет… Чувствуешь?» — «Давай не в этом месяце, Григорич, — умолял я. — Меня с работы турнули, и за квартиру нужно платить… Повремени, родной, повремени». — «Часто вижу сон, — с придыханием рассказывал Дима, и мутная слеза катилась по щеке. — Как меня на лифте в ад опускают… А у лифтёра — такая гнусная рожа, и глядит, мерзавец, так ехидно!» — «Страшно?» — спрашиваю я. — «Страшно», — отвечает он. — «Вот и мне страшно, Дмитрий Григорьевич».

— Курить хочется, — тихонько молвил Гордеев. — Я ведь последнюю сигарету перед крещением выкурил и зарок дал…

— Расскажи, — попросил я, катая в пальцах хлебный мякиш, — что за беда с тобой приключилась. Когда я уезжал, ты был вполне самодостаточным, как атомная подводная лодка. И что я вижу, когда возвращаюсь? Рефлексирующий молодой человек… У тебя даже взгляд изменился.

Он скромно потупил глаза в пол — его пухлые щёки покрылись нежным румянцем, и в тот момент я понял, что по сути своей он ещё мальчишка: он как будто из младших лейтенантов в капитанский китель запрыгнул.

— Меня уволили, — пожаловался он, — из рядов… нашей доблестной милиции.

— И ты сразу же бросился грехи замаливать?

— Не в этом дело… Я потерял почву под ногами. В какой-то момент я почувствовал себя полным изгоем. Я начал метаться, пить, блядовать. Не находил себе место. Привычный уклад жизни рухнул. Чем заняться? На что потратить свою молодость? Даже к бандитам хотел пойти.

— А что, из ментов неплохие бандиты получаются… Так сказать, преемственность профессий.