Александр Анатольевич смотрел на меня взглядом близорукого человека: казалось, что он не может поймать меня в фокус.
— Я что-то не пойму… Куда ты клонишь?
— Всё, что мы делаем на этой планете, — продолжал я, — является отклонением с точки зрения природы, поэтому мы все обречены… С каменным топором человек пробегал около миллиона лет. Как ты думаешь, сколько протянет человечество после изобретения атомной бомбы?
— Эдуард…
— Вопрос риторический! — перебил я, повысив голос. — Так вот, самой большой ошибкой человечества была индустриализация. Homo sapiens — это охотник, и он не должен вкалывать всю свою жизнь на заводе ради куска хлеба. Этот шестерёнчатый механизм постепенно перемалывает человека, превращая его в смазочный материал. Взять, к примеру, тебя… Ты даже в отпуск не ходишь, потому что без комбината ты никто. Ты просто не умеешь жить.
Мыльников вдруг поймал меня в фокус, как будто только сейчас рассмотрел меня по-настоящему, увидел, как говорится, моё истинное лицо.
— Послушай…
— Ты думаешь, что я расстроен?! — воскликнул я. — Нет! Я ликую!! Я свободен!!! И я никогда не вернусь, даже если вы будете у меня в ногах валяться.
— Прощай, — выдавил он из себя.
— Прощай, — молвил я, и вышел из его кабинета, распахнув дверь, — в сторону метнулась Лена Соколенко и с гордым видом пошла вдоль коридора, виляя тощей задницей.
В четверг объявился Слава. Когда я вернулся с вечерней прогулки, то не смог открыть дверь своим ключом: она была закрыта на задвижку. Я подёргал за ручку и постучал — в прихожей послышались шаги…
— Давно вернулся? — спросил он с таким видом, как будто мы виделись вчера.
— Давно… Как будто и не уезжал, — ответил я.
— Заходи. Я как раз чайку запарил. Посидим, поговорим…
— Спасибо за приглашение… А ты почему ко мне заявился без тёлок и без водки?
— С этим покончено, — ответил он и состроил такую серьёзную мину, что я испугался…
— Ты часом не заболел?
— Напротив, выздоравливаю…
Мы прошли на кухню, я сел на табурет, а он по-хозяйски начал разливать чай, — такие люди везде себя чувствуют как дома.
— У тебя в холодильнике мышь повесилась, — констатировал Гордеев, отхлёбывая крепкий чаёк. — Из съедобных продуктов — только масло.