— Все ищут, — поморщился реис-эфенди, — а великая Османская империя не может пользоваться землями, принадлежащими ей.

— Какими землями? — поинтересовался Булгаков.

— Кинбурнским полуостровом хотя бы! — выпалил реис-эфенди. Он провел ладонью по бороде сверху вниз. — Я уполномочен великим визирем поставить вас в известность, господин посол, что Порта требует в свое вечное пользование тридцать девять соляных озер на полуострове.

— Вы же и так добываете кинбурнской соли в три раза больше, чем оговорено в Кючук-Кайнарджийском трактате, — возразил Булгаков.

Теперь рассмеялся реис-эфенди. Громко, вызывающе.

— Кайнарджийский трактат ничего не стоит, ненужная бумажка.

— Вы, наверное, обмолвились, — сказал Булгаков, не теряя самообладания, — речь идет о трактате, утвержденном императрицей и султаном. — Ему не хотелось напоминать собеседнику условия мирного договора и упрекать за их нарушение со стороны Турции.

— Россия воспользовалась нашими неудачами («Кто же в этом виноват?» — было на языке у Якова Ивановича, но он смолчал), и теперь она обязана, — не снижая тона, ответил реис-эфенди, — допустить консулов великого падишаха в Крым. Мы требуем права осматривать русские торговые суда, плавающие в морях Порты, запрещаем вашим шкиперам нанимать турецких матросов, вывозить сливочное масло, гречку и пшено. Мыто же на турецкие товары, которые ввозятся в Россию, не должно превышать трех процентов их стоимости...

— Должен напомнить, — резко поднялся Булгаков, — что вы говорите с представителем независимого государства. Требовать можно от своих вассалов. — Он только теперь окончательно понял, что и отношения с царем Ираклием, и побег у Маврокордато, и кинбурнская соль, и мыто на турецкие товары были всего лишь зацепками, прикрытием военных приготовлений Порты.

Реис-Эфенди заметно смутился, отвел глаза в сторону.

— В серале, — сказал он сдержаннее, — будут ждать ответа петербургского двора пятнадцатого... не позднее двадцатого августа.

— Петербург — не Афины, — бросил Булгаков. — Посольская почта не успеет обернуться к тому времени.

— Я передаю повеление великого визиря, — развел руками реис-эфенди, — только он может изменить свое желание.

Аудиенция была закончена.

Хотя Булгаков и понимал всю бессмысленность требований дивана, все-таки отправил пакетбот[107] с секретной корреспонденцией в Севастополь. Оттуда курьеры должны были изо всех сил скакать в Петербург. Яков Иванович не мог допускать промедления, когда над сералем появилась тень кохан-туя — черного конского хвоста на палке, зловещего знака войны. Ожидая ответа, надеялся все же, что страсти улягутся, у султана хватит здравого смысла отказаться от своих домогательств. Но курьеры, наверное, еще и до Киева не добрались, как за ним прибыл гонец великого визиря. Русского посла вызывали в диван.