Он пялится на меня, с каждой секундой становясь все уродливее.

– Ты, прости… что сделала?

– Побулькала.

Он наклоняет голову.

– Пообщалась с белым другом? – продолжаю я. – Поела наоборот? Пофантанировала из жерла?

Теперь на меня пялятся оба.

– Господи, чувак, меня вырвало в вашей уборной. Теперь там вонь до небес.

Они все так же не отрывают от меня взглядов, но теперь с совершенно иными выражениями на лицах.

– А еще можно мне «Маунтин Дью»? – Я причмокиваю губами. – А то по ощущениям я будто смолы нажевалась или типа того.

Администратор косится на Кэти, мол, она это серьезно? Кэти отвечает одними глазами: «Убийственно». И тогда этот Совсем-не-Симпатяга уходит. Возможно, даже на поиски «Маунтин Дью».

– Идем, – зовет Кэти, шагая в коридор.

– А как же газировка?

– Ты хочешь задержаться здесь дольше необходимого?

На лице Дэниэла Буна рядом со мной играет «кто, я?» улыбка.

Я припускаюсь следом за Кэти, в который раз отмечая, сколь забавная у нее походка. В ней чувствуются дерзость, уличное воспитание и даже чуток гетто. Серьги в ушах звенят, накрученные кудри подпрыгивают, слишком тесные джинсы скрипят, акриловые ногти щелкают, кричащий ремень блестит, а беременные буфера качаются – прямо сейчас мне хочется аплодировать Кэти и всем неадекватным модницам до нее, что цепляются за ускользающую молодость, будто это поддельная сумочка от «Луи Виттон».

Кэти вручает мне бумажку с номером «22», написанным совсем-не-симпатичным почерком. Когда мы проходим мимо комнаты «11», на лбу выступает испарина. Я чувствую – и слышу, – как мое сердце бьется о соседние внутренности, посылая вибрации через грудную клетку, опорожнившийся живот, кожу, футболку с «Led Zeppelin», красную толстовку.

Номер «17» пролетает мимо размытым пятном. Боже, мы идем слишком быстро.

Оформление узкого коридора вполне согласуется с дизайном всего здания: масляные пейзажи, плюшевый ковролин, цветастые обои с кучей нелепых орл…

– Готова? – шепчет Кэти.