* * *

Одним ударом сердца я проснулся. Белое окно, шторы, занавески и фотографии на стенах. Было больно дышать. Рот пересох и глаза болели, как при температуре. Этот сон вернулся тогда, когда я уже забыл о его существовании. Клей пота противно покрыл лицо. Хотелось плакать, но глаза оставались сухими. Я выплакал свои слезы. Все слёзы ушли, когда я хоронил бабушку Тасю.

За окном было тёмно-серое, туманное утро. Высокое небо обещало солнечный день. Начало августа 1998 года. Середина уставшего, знойного киевского лета. Высушенные жарой, костлявые пирамидальные тополя отражались в воде канала. Русановка ещё спала. Старая форточка скрипнула, и в комнату шмелями влетели звуки дремлющего большого города. Внизу грузчики утренней смены звякали ящиками и контейнерами, которые они выгружали для гастронома на первом этаже. Проползла поливалка, оставляя за собой полосу тёмного асфальта. На том берегу канала по косым плитам берега какой-то физкультурник катил на велосипеде.

…Когда-то я сам так катался. Один раз даже свалился в воду. Я зазевался, я ещё не умел держаться за рогатый руль гоночного велосипеда и больше думал о переключении скоростей, которые всё время заедали. И пока я болтал ногами, мысли мои тоже болтались в голове. Я подъехал слишком близко к воде, вильнул, старясь подняться вверх, но заднее колесо попало на предательски скользкую плёнку водорослей, сорвалось вниз, и в одно длинное-длинное мгновение меня развернуло и швырнуло в тёплую воду канала. Две девчонки, перед которыми, собственно, я и выставлялся, засмеялись так, что присели на корточки. А я не мог выбраться — скользил по обросшему водорослями бетону, ловил кедами стыки бетонных плит, но мне же ещё надо было держать треклятый рогатый велосипед, и я скользил и скользил. Хуже всего было то, что меня одолел приступ смеха. Я погружался в воду по плечи, держа велик, потом цеплялся за стык, быстро отталкивался, ещё быстрее перебирал ногами, выбирался почти на самую сушу, но тут-то опоры и не было, и я опять соскальзывал назад, в водоросли.

Когда я пошёл на четвертый дубль, с моими зрительницами случилась совершенная истерика. Я представил себя со стороны и заплакал от смеха в воде. Наконец они сжалились надо мной, уцепились друг за дружку. Красивая девочка с карими глазами, та, что пониже, протянула мне худую загорелую руку. Я уцепился. Меня вытянули на полметра выше, где мои кеды не соскальзывали. Я вылез, поблагодарил, потом покраснел, как помидор. А они ещё что-то сказали по-украински. Быстро, но что-то очень смешное, потому что смеялись, аж за животы держались. Помахали мне и убежали. А я поволок велосипед к двоюродной бабушке Козе, у которой гостил два дня…