— Гриша, будешь жаркое?

Бабушка Козя хлопотала возле старенькой плиты, которую я помню всю свою жизнь.

— Да, бабушка.

— Ой, Гриша, помоги мне, руки не держат. Надо газ открыть.

Я встал, обогнул маленький кухонный столик, в детстве казавшийся мне огромным, подошёл к плите.

— Э-э-э, бабушка, да у тебя ручки заедают совсем. Тут и мужику тяжело. Как же ты ей пользуешься?

— А я пассатижами, Гриша.

И бабушка показала мне старенькие пассатижи, которыми она крутила шпеньки газовых краников.

— Бабушка, так не годится. Я приеду из Торжевки, куплю смазку и переберу тебе тут всё. Я у бабушки Таси всегда плиту перебирал, меня дед Коля научил.

— Ой, Гриша, да не надо беспокоиться, ты ж только с поезда, куда ж ты поедешь, вот так прямо?

— Ну, Козя, я же обещал тебе. Да и себе обещал. Да и нужно, понимаешь?

— Да, конечно… Давай присаживайся, завтракай. Тебе дать масло?

Мы сели за поскрипывающий столик. Старенькие табуретки когда-то жутко дефицитного венгерского кухонного гарнитура застонали под моим весом.

— Ой, Гришенька, давай мы перейдём в гостиную. Там будет лучше.

— Давай, — согласился я. — Давай я помогу тебе захватить кофе.

Я перенёс в гостиную тарелки с румяной картошкой, бутерброды с всё тем же сервелатом, который уже свободно продавался в любом гастрономе. Мы сели за низенький столик. Бабушка Козя щёлкнула выключателем, но лампочка не загорелась.

— Да ладно, бабушка, совсем уже светло.