Мужики замолчали надолго. Здесь уж точно по поговорке вышло: «Не дело плясать, когда пора гроб тесать».

Лаврентий, не поднимая головы, жёстким ногтем поцарапал по столу:

Скр-р-р… Скр-р-р…

В миг подскочил кабатчик.

— Свечу зажги, — трезвым голосом сказал Лаврентий.

Свеча осветила лица.

— Всем по чарке, — медленно выговорил подручный царёва дядьки и обвёл сидящих за столом внимательными глазами. И видно, столько было в его взгляде, что ни один из мужиков не то чтобы слово молвил, но и не двинулся, не шелохнулся.

Дрожащей рукой кабатчик разлил водку.

Лаврентий соображал: «Этих курят повязать… А зачем? Варварка — место людное… Шум… Разговоры… Они слыхали, а Роман Дерюгин видел — его брать надо…»

— Пейте, голуби, — сказал, — пейте. — Ткнул пальцем в кабатчика: — Он угощает. Пейте.

Один из мужиков несмело поднял под жёстким взглядом Лаврентия стаканчик. И, как тяжесть великую, подняли стаканчики и другие.

— Пейте, — повторил Лаврентий.

В голове у него прошло: «Нет, этих вязать ни к чему. О них попозже след побеспокоиться… Сейчас Дерюгина надо взять».

Глянул на кабатчика и губы растянул в улыбке.

— Это дружки мои, — сказал, — дорогие. Вина для них не жалей. Пущай вдоволь пьют сладкую. А я по делу. Мигом ворочусь. Озаботься, чтобы не скучали. Да меня ждите.

Встал и пошёл к дверям.

Романа Дерюгина в Кремль приволокли и в застенок. Бросили у дыбы. Он руками в кирпичи упёрся, привстал на колени, и заметно сделалось, что мужчина это дюжий, с лицом упрямым и злым.

Дерюгин сплюнул кровавый сгусток и только тогда глянул на сидевшего на лавке Семёна Никитича. Затряс лохматой головой. Жаловался: за что мучения, за что бой? А может, злобу выказывал?

Того было не понять.