О странной девочке он рассказал Фирае-ханум, встретившись с нею после долгого ее отсутствия. Недоверчиво выслушав его, женщина сказала, усмехаясь и мелко вздрагивая:
— Однако… слишком затейливо.
— Вы не верите? — с обидой спросил он.
— Ах, не в том, не в истории вашей дело! Ваши фантазии, ах, хороши для немногих ваших почитателей, у кого утонченные чувства. Но полезны ли, утешительны ли они для таких, как эта девочка? Я слушала вас и вспоминала…
(Перевод Н. Мальцевой)Он холодно ответил:
— Простите, но это дурные стихи.
— Не о том речь… Мы не смеемся над чужим горем, нет! Но мы и не возьмем от чужого горя больший кусок. Я говорю непонятно?
— Спорить с вами значило бы спорить мне с этакой, с позволения сказать, поэзией.
— Но вы спорите… и спорили всегда! И вам небезразлично, что стихи Тукая верней, чем любые фантазии, говорят о жизни народа, над которым мы себя поставили и от которого хотим откупиться благотворительностью.
— Поэзия категория эстетическая, Фирая-ханум.
— Но разве делание добра для других не есть прекраснейшее, что может быть в жизни? Нет, — сказала она с грустью, — вы не поймете, что у меня на душе.
— Или… на сердце, — усмехнулся он.
— Может быть, — ответила она, уязвляя его необидчивостью. — Может быть.
Чтобы не унизить себя очередной дерзостью, он поклонился с учтивым видом и уехал.
С обычной склонностью объяснять положение вещей не прямо и просто, а сложно и затейливо, он думал: «Человек нравится другому как воплощение некоего образа жизни. Ведь не зря, встретив стройного, подвижного и веселого человека, девушка рисует в мечтах, как повезет он ее куда-то морем, в чудесные страны; но окажись он человеком с рыхловатой фигурой, слабым голосом и внимательно-ласковым взглядом, то вызовет в воображении уютный домик в переулке, с библиотекой, камином с красивыми изразцами, вообще спокойную жизнь с ним за чтением книг, за тихой беседой по вечерам. Словом, симпатия к человеку кроется в интересе к его образу жизни. Ведь в образе жизни — и сама идея бытия, которую он исповедует, и личность человека, и его отношение к окружающему. Поэтому мне ясно, что мой образ жизни она принять не может… аминь! А смешно она думает: будто бы искусство имеет какую-то связь с житейскими коллизиями. Не сами житейские положения, а устройство людских отношений только и может быть предметом искусства…»
15
15
15