Пришло время строевого смотра. Мы, задрав головы, и чеканя шаг, шли по плацу, распевая военные песни. Недалеко от клуба стояли активисты с повязками «СКК» на рукаве. Один из них махнул рукой, и Цыган остановил строй. Идущий впереди отряд прошёл мимо оркестра, игравшего на крыльце клуба, и активист снова дал отмашку.

— Шагом! Марш! — скомандовал Цыган, и отряд двинулся вперёд.

Пройдя круг по колонии, строевой смотр завершился, а мы сдали зимнюю форму одежды, сняв телогрейки, а ушанки заменив на форменные кепки. Шла весна, мне оставалось сидеть уже чуть меньше года, а это радовало.

Перевод

Где-то в мае меня зарядили на промзоне в наряд на огород. Видимо, нарядчики решили таким образом надо мной отыграться, так как я не хотел работать. Если разнорабочего отправляли на огород, значит он в чём-то сильно провинился, ибо это была самая грязная работа из всех, на которые меня посылали. С виду задача была несложной: нужно было собирать капусту. На практике же всё было гораздо хуже. Прошли дожди, и погода стояла отвратительная. Капуста лежала в грязи, на грядках была сильная слякоть. Но в этот раз хоть перчатки дали.

Вернувшись вечером в раздевалку, я был весь в грязи, с ног до головы. Хорошо хоть на промке был душ, который можно было принимать каждый день. Но на этом моё терпение лопнуло.

Возвратившись в отряд, я подтянул Саню к локалке.

— Помнишь, ты намекал, что возможно получится перетянуть меня в клуб? — сказал я. — Сейчас есть варик[289]? На промке больше работать я не могу. Это вилы.

— Ладно, потерпи ещё маленько, попробую что-нибудь придумать, — сказал Москва.

Через пару дней меня вывели на работу в клуб: Москва устроил меня туда художником. Должность была фиктивной, так как по факту художник там был. Всё, что от меня требовалось, это выходить на работу и всё.

Зайдя в клуб, он познакомил меня с местным контингентом. В клубе было большое фойе, украшенное статуями и театральными масками на стене. В фойе были две большие двери в зал, а влево уходил коридор. По левую часть этого коридора располагались три двери в кабинеты (кабинет СКК, посередине мусульманская молельня и в конце ТБУ), в самом конце коридора дверь в туалет, а справа от неё выход на сцену.

В СКК сидели завхоз клуба, председатель СКК, секретарь СКК — ушастый казах, по фамилии Ботов, председатель СФСР колонии и председатель СД колонии — татарин по имени Роман. В мусульманской молельне был свой завхоз, и туда приходили в положенное время некоторые из лагерных мусульман. В ТБУ работали Саня Москва, его помощник по фамилии Баландин, которому предстояло скорое освобождение, и секретарь СД колонии по погонялу Плаха. И Плаха, и Баландин носили очки. Часто в ТБУ заходил попить чаю местный художественный руководитель, молдаванин по фамилии Мунтяну. Мунтяну был очень талантливый музыкант, не знал ни одной ноты, но при этом владел множеством музыкальных инструментов и мог подобрать любую мелодию на слух. Он писал фонограммы на синтезаторе, отменно играл на гитаре, хорошо пел (особенно фанател от Лепса, у них похожие голоса), умел играть на баяне, да и не знал я инструмента, который он не смог бы освоить. При этом был глуповат, часто тупил, и его постоянно по этому поводу подкалывали и подтрунивали, приговаривая, что он «дерево», особенно отличался в этом дневальный клуба Семён. Сидел Мунтяну за изнасилование, но утверждал, что его оклеветали. Его рассказ походил на реальность, тем более потерпевшая даже в материалах дела фигурировала как неоднократно вступавшая с ним в половую связь девушка. На воле он жил в Москве и работал на стройке. Встречался с женщиной, с которой регулярно спал. Думая, что раз он строитель, то хорошо зарабатывает, она начала его шантажировать. Дескать, гони бабки, а то заяву напишу. Он не поверил и послал её. А она пошла и написала. Молдаванина взяли и укатали на семь лет.