Дневальный Семён сидел на тот момент уже около четырнадцати лет из пятнадцати срока. В отличии от других «тяжеловесов» (а их в зоне было немало, севших в девяностых на пятнашку), большинство из которых заработали на лагере авторитет либо устроились на высокие должности, Семён уже много лет носился дневальным клуба, не обладая ни крепким телосложением, ни волей духа. Мобильные телефоны он не видел отродясь и сильно потерял связь с реальностью, с современным миром. Я всё думал, как же он будет вливаться в вольную жизнь, когда освободится, и вольётся ли, вопрос. Сидел он за убийство. Говорили, что скинул свою девушку с пятнадцатого этажа. Потом спустился, поднял труп обратно и скинул ещё раз.

Была в клубе и цирковая студия, руководил которой высокий лысоватый верзила по фамилии Лобань. Лобань мне не нравился, какой-то колхозник-переросток, растягивающий слова. Шнырил ему другой циркач, по погонялу Дзарах. Циркачи часто выступали в клубных представлениях, устраивали акробатические трюки, жонглировали гирями.

Звукорежиссёром или звуковиком в клубе был Вербовой, он рассказывал, что его двоюродный брат из Москвы проходит по делу «Белых волков»[290]. Вербовой тоже часто заходил в ТБУ и общался с Москвой.

Одним из клубных артистов был парень по погонялу Сильвер, от фамилии Силивёрстов. Сильвер часто выступал на сцене, писал похабные стишки, да и вообще любил повеселиться. С ним общался местный художник, высокий парнишка по погонялу Поляна, от фамилии Полянцев.

Председатель СД колонии Роман тоже был талантлив, ставил и вёл все клубные мероприятия, писал сценарии к КВН, сочинял какой-то рэпчик и зачитывал его под написанные собственные миксы.

На сцене клуба была и качалка. Там тренировались Москва, Баландин, Роман, циркачи и колонический актив. По вечерам приходили потягать железо некоторые из завхозов и активистов. СДПшники качались в своём штабе, как и активисты карантина, которые занимались прямо на месте работы.

В клубе тоже был свой распорядок. С утра, после завтрака, нас выводили на работу. Клубники жили в четвёртом отряде, меня приводил бугор с пятого. Сначала проводилась уборка. Циркачи и клубники убирали сцену, зал, мы убирали кабинеты, протирая пыль. Затем на сцене тренировались циркачи, музыканты занимались творчеством, я же сидел в ТБУ и бездельничал. Либо общался с кем-нибудь, либо рисовал. Чай пили по множество кружек в день. Часто играли с Москвой в нарды. Иногда он давал мне свои рабочие журналы и просил в чём-либо помочь, например, расчертить там таблицы, но это было редко. В клубе мне сделали красивую бирку на робу, которую нарисовал Поляна, с фамилией, выведенной готическим шрифтом. Увидев эту бирку, один из поволжских немцев, здоровый блондин, который был в цирковой студии гиревиком, спросил: «Ты что, тоже немец что ли?», не разобрав сначала фамилию, так как из-за шрифта она издалека напоминала немецкую. После этого, он меня по этой немецкой фамилии так и называл.