Но такого не случилось.

Ещё ступень, ещё... Шах хватался за перила, обвисал на руках, дыхание тяжело рвалось из его груди, но лицо Ала ад-Дина оставалось ожесточённым, а глаза слепо злыми.

Джелал ад-Дин стучал каблуками так легко, как это может делать только молодость, взлетал выше и выше, не замечая ни старых трещин в стенах, ни истёртости камня, не слушая гулкое эхо, в котором было множество голосов, в том числе и звучавших настороженно, словно предупреждая о чём-то плохом, что непременно должно произойти.

Наконец они поднялись на верхнюю площадку, где перед ними открылся город и, прежде всего, торговая площадь перед дворцом. Залитая морем народа, она была в движении и круговерти красок. Стояла благодатная осень, и площадь была завалена пирамидами жёлтых, как янтарь, дынь, заставлена корзинами с огненно-красными плодами граната, затеснена прилавками с яблоками, грушами и всем тем многоцветием фруктов, зелени и ягод, которое можно увидеть только на восточном базаре. В эту красочную музыку добавляли свою пестроту халаты, тюбетейки, платки, пояса и шали тысяч и тысяч продавцов и покупателей или праздношатающихся бездельников, без которых не обходится ни один базар.

Глаза Джелал ад-Дина с живым любопытством полетели по яркой палитре площади. Шах смотрел за перила башни упорным, неподвижным взглядом. Он ещё не отдышался после нелёгкого подъёма по бесконечным ступеням, и грудь его вздымалась нездоровыми толчками. Шах с трудом унял дыхание, сказал:

— Смотри, смотри...

В голосе прозвучали странные, напряжённые ноты, и Джелал ад-Дин с удивлением оборотил к нему лицо. Шах хотел сказать сыну сильные, возбуждающие честолюбие слова, которые бы подхлестнули Джелал ад-Дина, как плеть коня, посылаемого на препятствие. Но словарь его был беден, и он, не найдя подходящих слов, повторил только:

— Смотри, смотри. — И добавил: — Все эти люди — горсть золотых монет... Горсть наших золотых монет.

Передохнул, сбившееся дыхание всё же не успокаивалось.

— Но мы можем, — сказал шах, — иметь не горсть, а россыпи золота. Россыпи.

Он поднял руку и указал на восток.

— Там лежат бескрайние степи, населённые бесчисленными народами. Степняки — варвары. Они разобщены племенными распрями, и мы растопчем их копытами наших коней.

На лице Джелал ад-Дина погасло любопытство, черты отвердели, глаза смотрели настороженно.

— Отец, — возразил он несмело, — но кыпчаки ходили в степи и потерпели поражение.

— Да, — ответил шах, — потерпели поражение, эти собаки и не могли ничего сделать. Они ходили в степь, как вор в табун соседа, чтобы украсть десяток лошадей. А мы поднимем двухсоттысячное войско, перед которым степнякам не устоять, и подомнём их под своё колено.