Через день стремительного перехода тумены Темучина вошли в центральный курень земли найманов, а ещё через два дня старейшины племени провозгласили его ханом своего народа и подвели племя под его руку. Перед юртой Темучина в ряд встало четыре бунчука. Бунчуки племён тайчиутов, кереитов, меркитов и найманов. Самых сильных, самых многочисленных племён степи.

В один из этих дней к юрте хана нукеры приволокли полуживого, в беспамятстве, старика. Одет он был в рванье, нукеры нашли его на обочине дороги. Однако когда кто-то подошёл к нему, старик сказал, что он купец из Чжунду, избитый и ограбленный неизвестными людьми. К удивлению нукеров, старик вытащил из-под грязного, драного халата золотой знак, который назвал пайцзой, и сказал, что по этому знаку его может и должен принять даже китайский император, но он имеет весть не к императору китайцев, а к самому большому хану в степи.

Полуживой, избитый старик был Елюй Си. Вышедший из юрты Темучина Джелме выслушал рассказ нукеров, повертел непонятный золотой знак в руке, разглядывая выбитый на нём силуэт парящего сокола, посмотрел на старика.

— Да живой ли он, — спросил, — и может ли что-нибудь сказать хану?

Старик открыл глаза, посмотрел на Джелме и с неожиданной твёрдостью и отчётливостью произнёс:

— Слово моё важно, очень важно. Хан это оценит.

По выговору странного старика с не менее странным золотым знаком Джелме ронял, что это не степняк, а и вправду, скорее всего, китайский купец. Ещё раз оценивающе оглядел его, ответил:

— Хорошо. Я скажу хану.

Повернулся, вошёл в юрту.

Странный старик повёл себя и вовсе необычно, увидев Темучина. Он склонился в низком поклоне, как никогда не кланялись степняки, вернее, даже не склонился, но лёг и лицом, и грудью на расстилавшиеся перед Темучином войлоки, затем, едва приподняв голову, но всё же не глядя на хозяина юрты, сказал:

— Великий хан степей, у меня есть весть, которую могут услышать только твои уши. Вели всем выйти.

Темучин с удивлением взглянул на старика. Прищурил глаза, и удивление в них сменилось насмешкой.

— У меня, — сказал он, — нет тайн от этих людей. — И повёл рукой в сторону Джелме и ещё двух нойонов, сидевших у очага.

После этих слов старик наконец взглянул в лицо хану. Посмотрел слезящимися глазами и сказал удивительно смело для человека, найденного избитым на обочине степной дороги:

— Великий хан, я вижу, ты ещё молод и оттого, знать, судишь так легко и о людях, и о тайнах. С годами ты изменишь своё мнение.

— Ты что, шаман, — перебил его Темучин, — которому дано заглядывать в будущее?