82. М. В. Киреевской

82. М. В. Киреевской

17 сентября 1845 года Киреевская Слободка

Хам, хам! Милая Маша. Авось либо это письмо вас еще застанет в Москве, а если не застанет, то я еще воспользуюсь этим случаем, чтобы дать тебе еще несколько поручений. Во-первых, попроси Валуева, чтобы он меня уведомил, когда именно будет проезжать через Орел, чтобы мне его видеть. Я еще в пятницу буду писать к нему самому, наудачу, но боюсь, что мое письмо уже не найдет его в Москве.

Потом еще прошу вот о чем. Перед отъездом из Москвы я захлопотался и забыл подписаться (у Строганова в канцелярии) на «Славянский словарь» Франта[1030], на который и ты меня просила подписать и тебя. Так попроси, пожалуйста, Попова или Панова[1031], чтобы меня подписать. Да еще: купи мне в английском магазине у Брадлея пару бритв, рублей в 15 ассигнациями, чем меня весьма обяжешь. И, наконец, скажи Михайле[1032], чтобы он меня уведомил поаккуратнее, на чем же стоит дело о покупке Карцева, потому что я ничего не знаю. Вот сколько комиссий, исполнением коих меня весьма обяжешь.

У нас, слава Богу, все довольно хорошо. Я только вчера возвратился сюда из Долбина и Петрищева и завтра жду к себе тетеньку[1033], которая обещала заехать ко мне по дороге, может быть, и с бунинскими[1034]. Смотри же, береги маменьку и сама будь здорова. Крепко вас обнимаю.

83. Н. М. Языкову

83. Н. М. Языкову

7 января 1846 года Орел

Здравствуй, друже-старче, на Новый 1846 год и многие, многие Новые годы, которые, хотя да будут всегда новые, но да отражают в себе все ярче всю красоту наших прежних, старых лет — и нашей православной Руси, и нашей молодости, потому что все-таки ж ничему новому не бывать милее старого, разве только укреплять и освежать то, что составляет его душу. Дай то Бог, чтобы этот год окончательно тебя поставил на ноги и ополчил <?> нам на славу, а тебе на утеху! На это я крепко надеюсь.

Последние два года были так богаты тяжелыми, невозвратными потерями, что, кажется, можно надеяться, что нынешний принесет нам, по крайней мере, силы, которые нам тем нужнее.

Что уж я давно собираюсь к тебе писать, об этом и говорить нечего, потому что это ты и сам, вероятно, не хуже моего знаешь, хоть и показалось мне из твоего последнего письма, как будто ты на меня несколько ожесточен, может быть, отчасти и за мое молчание. В судьбе песен я оправдываться не буду, скажу только, что в этом деле много остается и остается темного. Так, например, разумеется, никому не покажется вероятным, чтобы в эти полгода, которые мы с тобой не видались, я ни разу не был дома долее недели и что между этими неделями всегда проходило около месяца, хоть я мог бы привести на это активные доказательства и доказательства тому, что это не могло быть иначе. А между тем эти полгода также приложились ко многим другим полугодиям, на которые и оправдательные документы исчезли как от времени, так и от их бесполезности. Если даст Бог жизни и силы, то я дело свое все-таки ж кончу, а между тем всякому другому издателю песен буду рад, и непритворно, потому что это источник неисчерпаемый и другой черпатель мне никогда не помешает. Тем больше рад, если Якушкин[1035] и кн. Костров[1036] собрали множество песен, потому что они собирали для меня и по моему заказу. Это двое юношей, с которыми я очень желал, чтобы ты познакомился, потому что они оба обещают быть полезными деятелями, особенно кн. Костров, который мне очень понравился, а твое знакомство помогло бы им много.