– Что?.. – прошептала она.

– Так и должно быть. Не волнуйся, Лилли. Просто позволь этому случиться.

Она закрыла глаза и отдалась тем удивительным ощущениям, которые вызывали в ней его пальцы. Он проник между ее ног в место настолько неизвестное Лилли, что она даже не знала его названия.

Почти невыносимое ощущение чего-то стало нарастать, помчалось на нее. Но даже когда она бросилась ему навстречу, бешено нанизываясь на пальцы Робби, оно никак не давалось ей. Никакое чувство не могло быть столь прекрасным. Ничто не было столь прекрасным прежде.

Он убрал руку – почему он прекратил? Она хотела задать вопрос, но не успела – он поцеловал ее, и все слова потеряли смысл.

Он уложил ее на спину, встал на колени между ее бедер, широко раздвинув их, и она снова ощутила его прикосновение в паху.

– Сейчас будет больно, Лилли. Ты…

– Не останавливайся, – приказала она, надеясь, что ее голос прозвучал увереннее, чем она себя чувствовала.

Она почувствовала его пальцы, великолепно нежные, но потом их заменило что-то другое, и оно входило в нее, входило в то место, о существовании которого она не знала почти ничего, и была боль, острая боль, и разочарование было таким сильным, что слезы хлынули у нее из глаз.

Он осушил их поцелуями, бормоча ей нежные слова, но не остановился, он продолжал нажимать, и она почувствовала, как что-то натягивается, рвется, уступает. Теперь он и в самом деле был внутри нее, что казалось ей невозможным, потому что как это все могло в нее войти?

Она пыталась не корчиться, потому что из разговора между сестрами знала: мужчины не любят, когда женщинам не нравятся любовные ласки. И поэтому она замерла, постаралась не шевелиться, пока он не закончит.

И тогда он, оставаясь глубоко в ней, тоже замер, и когда она открыла глаза, то поняла, что он смотрит на нее с выражением глубокой вины на лице.

– Прости меня, дорогая. Я тебе обещаю, дальше будет лучше.

Она кивнула, желая казаться храброй. Важно было угодить ему. Это она знала.

Он приподнялся, оперся на локоть, и не успела она задаться вопросом, что он собирается делать, как ощутила его руку между ними, а потом электрический удар осознания, когда его большой палец коснулся ее там.

Он шевелил пальцем, почти не двигая им, ласкал ее так нежно, что в сравнении с его касанием перо показалось бы грубым. Он не останавливался ни на мгновение, и это чувство, охватившее ее, все нарастало и нарастало, она уже почти забыла о боли и неприятных ощущениях минутной давности.

Его бедра отодвинулись от нее, потом вернулись, и она вдруг осознала, что боль прошла, а если и не прошла, то отдалилась куда-то на второй план. Теперь имело значение только прикосновение его руки, и это настойчивое, завораживающее трение – его движения внутри нее.