– Посмотри на меня, – потребовала она. – Ты – вот то единственное, чего я когда-либо хотела. Всегда – тебя одного.

– Я…

– Я бы ничего не стала в тебе менять. Ничего. Ты должен это знать. Когда война кончится, мы будем вместе. Что бы ни случилось, мы будем вместе.

Она улыбалась, в ее глазах горел яростный, подлинный восторг, и он поймал себя на том, что улыбается ей в ответ, исполненный благодарности и другого чувства, которое он пока не мог определить.

И вдруг он узнал его. Он заглянул в ее глаза, в ее прекрасные карие глаза, которые с восхищением смотрели на него, и узнал это чувство, хотя оно никогда не посещало его прежде.

И звалось оно радостью.

– 48 –

– 48 –

Лилли проснулась на рассвете, ее мысли метались вокруг того, что случилось за последние двадцать четыре часа, трагическое и прекрасное. Ее первая мысль была об Эдварде. Если бы только она могла поверить, что он в сознании, что жив, что может видеть бледное сияние рассвета, окрасившего небо. Ее сердце жаждало этого, страдало по определенности, но война умела душить такие надежды.

Она повернулась к Робби, который лежал на спине и крепко спал, одна его рука лежала на лбу. Она смотрела на его лицо, такое дорогое, такое знакомое, он словно всегда, а не несколько последних часов, принадлежал ей. Как было бы прекрасно и дальше быть рядом с ним, проверить на прочность установленное между ними перемирие и обещания, которые они дали друг другу. Но она до конца дня должна вернуться в лагерь, а с учетом того, как часто поезда теперь выбивались из расписания, ей нужно будет уехать до полудня, чтобы не опоздать.

Она не стала сразу же будить его, а на цыпочках пробралась в ванную, набрала полную ванну горячей воды, погрузилась в нее по шею и лежала так, пока вода не остыла, а кожа на пальцах не сморщилась и стала похожа на скорлупу грецкого ореха. Ей не хотелось сразу же надевать форму, поэтому она облачилась в ночную рубашку и тот самый халат, который надевала вчера вечером, после чего вернулась в спальню и откинула шторы с окон, впуская внутрь слабое зимнее солнце. Робби шевельнулся, вытянулся и почти мгновенно проснулся. У нее не возникло ни малейших сомнений в том, что такую способность он приобрел в полевом лазарете.

– Доброе утро, Лилли. Ты давно проснулась?

– Около часа. Приняла горячую – просто с кипятком – ванну. Теперь нам надо заказать завтрак, а потом мне нужно в путь.

– Я тебя провожу на вокзал.

– Я рада. Так позвонить в сервис? Ты чего хочешь?

– Кофе. Даже в голову не приходит – чего бы еще.

Кофе – огромные чашки café au lait[24], – а вместе с ним корзиночку круассанов и pains aux amandes[25] им принесли через несколько минут. А потом, когда подошло время, Лилли удалилась в свою спальню, чтобы одеться и собрать вещи. Еще день назад форма была для нее второй кожей, а сегодня тяжело лежала на ее плечах, грубая шерсть и неприглядный покрой превратились в гнетущее бремя. Но теперь форма стала хотя бы чистой.