Светлый фон

Ленхен принесла вечерние газеты, положила на столике возле камина, и Энгельс сразу потянулся к ним. Не обращая внимания на общий разговор, продолжавшийся сам по себе, он привычно листал страницы, останавливался на заслуживавших внимания материалах, быстро пробегал их глазами.

— Планы Буланже терпят крах, — словно между прочим проговорил он и, отложив газету, добавил: — Мы и не подозревали, каким опасным для республики могло быть это восстание. Победа Буланже означала бы поворот к монархии. Все, чего добились ценою большой крови коммунары, могло сойти на нет.

Он говорил о стремлении французского генерала Буланже совершить бонапартистский переворот, уничтожить демократические завоевания республики. Об этом с тревогой писала прогрессивная пресса, и Энгельс внимательно следил за ней.

— На фоне современных событий, — после короткого молчания снова заговорил хозяин, — Парижский конгресс, принятое им решение о Первом мая — огромный шаг вперед в деле консолидации масс. Вы чувствовали, товарищи, к чему призывали оппортунисты, как начал поднимать голову анархизм... Ныне они потерпели поражение. Спасибо вам, друзья. В трудных условиях пришлось вам работать, но вы с честью отстояли интересы пролетариата, идеи незабываемого Маркса.

Хозяин медленно ходил по узенькой ковровой дорожке, расстеленной поперек комнаты, и гости один за другим начали вставать из-за стола. Элеонора помогала Ленхен прибирать посуду, мужчины сошлись возле камина, где в углу стоял шахматный столик.

— Благодаря вам, дорогой Генерал, международное рабочее движение вступает ныне в новую фазу своего революционного развития, — проговорил Степняк.

— Вы неисправимы, Сергей, — сказал Энгельс, взяв его за пуговицу пиджака. — Когда-нибудь мы с вами из-за этого разругаемся. Я уже вам говорил: все, что до сих пор сделано, сделано его руками. А то, что делается, является нашим общим успехом. Или промахом, — добавил он. — Не следует слепо преклоняться перед авторитетами, боготворить их. Это средневековье, рабство. Маркс беспощадно высмеивал каждого, кто пытался делать из него культ. Органически этого не терпел! Называл рабством в сознании.

— Между тем вы, Генерал, всегда подчеркиваете значение Маркса, его главенствующую роль, — с ноткой некоторой иронии заметил Эвелинг.

— Назовите мне другого, кто столько сделал бы для общества, — спокойно ответил Энгельс. — Я всегда ставлю и буду ставить Маркса образцом умения анализировать общественные процессы и явления. В этом он авторитет непревзойденный. Однако Маркс всегда был против бездумного наследования его принципов. Мыслитель по-марксистски, то есть революционно, с учетом новейших изменений, — это и есть настоящий марксизм.