— Сергей Михайлович, послушайте, что пишет о «Карьере нигилиста» «Бредфорд обсервер»: «Это самая прекрасная книга, выпущенная за последнее время».

— Ну, это они преувеличивают, Лилли. Рецензенты, которые не критикуют, склонны к преувеличенной похвале.

— А вот еще... послушайте. — Лилли пробегала глазами по строчкам, отыскивая нужное место, щеки ее горели от возбуждения. — Вот: «В эти дни, когда революция витает в воздухе почти в каждой стране, ценность такой живой картины в одной из них безмерна». По-вашему, это тоже преувеличение?

Сергей Михайлович стоял перед ней в задумчивости.

— Нет, дорогая Лилли, здесь, кажется, он имеет некоторые основания.

— Вот видите.

— Именно для этого и пишут книги, чтобы привлечь внимание читателя к какому-то явлению, к какой-то проблеме, заставить человека полюбить или возненавидеть... Видимо, я зацепил такую струну... Газету, пожалуйста, отдайте Фанни Марковне, она собирает рецензии... Жаль, — продолжал он спустя минуту, — очень жаль.

— Чего жаль, Сергей Михайлович?

— Жаль, что роман написан не на русском языке. Хотелось бы первым делом дать его для своих, для тех, о ком он, собственно, написан. Уверен, для них это была бы реальная поддержка.

— Давайте переведем, — с готовностью проговорила Лилли.

— Милая Лилли, а кто же издаст? «Освобождение труда»? Нет, им самим трудно... А больше некому.

— А как ваша «маленькая повесть», Сергей Михайлович? — спросила она погодя.

Степняк оживился.

— А знаете, — сказал вдохновенно, — она будет не хуже «Карьеры». Образы волнуют меня, близки мне по духу.

— Я уверена, что это будет не хуже! — восторгалась Лилли. — Вы настоящий человек, Сергей Михайлович. Я молюсь на вас. — Она произнесла эти слова и, смутившись, закрыла лицо газетой.

Сергей Михайлович отвернул газету, взглянул в глаза девушки.

— Вы, как этот критик, склонны к преувеличениям...

— С тех пор, как я вернулась из России, — все еще смущаясь, продолжала мисс Буль, — вы стали мне еще ближе, еще дороже. Как-то я подумала, что вы могли там погибнуть... вместе с товарищами.

— Мог, конечно, но зачем вы об этом говорите, Лилли?

— Мне становится страшно, когда я думаю об этом.