В разгар подготовки Степняк получил бандероль из Женевы — Засулич прислала экземпляры первого номера «Социал-демократа»:

«Милый Сергей!

Вы, вероятно, уже получили наши книги. Неправда ли громадина? Вы просили 4, а послано 6 экземпляров, 2 лишних для Энгельса и Элеоноры...»

Степняк наскоро листал страницы журнала. Солидно! Около трехсот страниц. Статья Энгельса «Внешняя политика русского царизма», Плеханов, Засулич... Элеонора пишет о лондонских забастовках...

— Теперь очередь за нами, — говорил Кравчинский, показывая жене присланные экземпляры журнала, — женевцы сделали хорошее дело, надо и нам не отставать.

— Вечно ты... — проговорила недовольно Фанни Марковна. — Завидуешь, что ли?

— Странная ты, Фанка. Если к одному изданию добавить другое, польза-то будет двойная. И зависть тут ни при чем.

Вечером он был у Энгельса. Фридрих Карлович сидел, закутавшись в плед, в кабинете, вид его особенного удовлетворения не вызывал — лицо серое, голос хриплый. Увидев гостя, оживился.

— Слышал, слышал о вашем Обществе, — сказал Энгельс. — Это хорошо, что вы именно теперь подогреваете антицаристские настроения среди англичан. Петербургская свита надеется на поддержку либералов Запада. Раскройте им глаза.

— Получилось сверх моих ожиданий, — восторженно рассказывал Степняк. — Движение в поддержку нашей свободы вызвало общий интерес. Нам пишут из всех городов, интересуются уставом Общества.

— Хорошее начинание всегда найдет поддержку, дорогой мой друг, — продолжал Энгельс. — Тем более сейчас, после ваших и Кеннановых книг.

— Внимание повысили еще и последние события в империи, — добавил Сергей Михайлович. — Весь мир возмущен положением политических заключенных в Сибири и расправами над студентами.

— Вот-вот, — поддержал Энгельс, — стало быть, надо ковать железо, пока горячо. — Он взял один из принесенных Степняком журналов. — Что здесь? О чем они пишут? А вас почему нет среди авторов? — спросил вдруг, прочитав содержание. — Пренебрегаете? Или все еще не примирились с Плехановым.

— Ни то, ни другое, просто не успел, столько всякой писанины.

— Разве что, — сказал Энгельс и попытался читать; текстом он владел легко, хуже было с произношением — давало себя знать владение многими языками. — Все же что-нибудь им дайте, — вернулся к прежнему разговору, — все знают вас как хорошего публициста... Непонятно будет.

— Непременно дам, — заверил Сергей Михайлович. — Скорее всего — отрывок из романа.

— У вас там есть хорошие места.

— Спасибо. С Засулич мы уже договорились.

— Хотя бы показали мне вашу Веру Ивановну, — шутя сказал Энгельс. — Запрятали женщину и ни шагу не даете ей ступить.