Борис Маковер заснул, и ему приснился пожар. Весь Нью-Йорк горел. Из небоскребов поднимались языки пламени. Небоскребы рушились. Они падали друг на друга, как деревья во время бури. Наверное, это было землетрясение, потому что посреди Бродвея зияла пропасть, в которой пылал ад. Качались колокола. Над городом неслось рыдание, похожее на звуки сирены «скорой помощи». Как ни странно, но посреди неба платиновой лавой извергалось облако. «Как на небе может быть вулкан? — спросил себя Борис Маковер. — Не иначе как мир рушится…» Он открыл глаза. Было уже светло. Часы показывали двадцать минут седьмого. Борис Маковер знал, что доктор Соломон Марголин каждое утро встает ровно в шесть, а ровно в шесть сорок пять он выходит на прогулку. Борис Маковер ушел к себе в кабинет и позвонил ему. Он сразу же услышал голос Соломона Марголина и сказал:

— Шлоймеле, это я…

Соломон Марголин немного подождал:

— В чем дело?

— Шлоймеле, я плохо себя чувствую.

— А кто нынче себя хорошо чувствует?

— Шлоймеле, я болен.

— Что с тобой, дохлятина?

— Сердце стучит, как у разбойника.

— Ты и есть разбойник.

— Шлоймеле, сейчас не время для шуток!

— Что ты хочешь, чтобы я делал? Читал псалмы?

— Шлоймеле, мне очень тесно в груди и душно. Боюсь, что это, не дай Бог, конец…

— Ты еще не подыхаешь. Ты еще покоптишь небо Америки.

— Шлоймеле, я обязательно должен к тебе заехать.

— Так рано? Я выхожу на прогулку.

— Один раз пропустишь прогулку. Это дело жизни и смерти.

— Ну, приходи. Что с тобой поделаешь.

— Куда мне приехать?

— Я возьму такси до своего кабинета… Если дверь будет закрыта, постой и подожди.