— Прошу тебя, Шлоймеле, не говори таких вещей. Человек всего-то живет какую-то пару лет, какой же смысл убивать друг друга? Разве мало убивает ангел смерти? Говорю тебе, Шлоймеле: эти нечестивцы — сумасшедшие.

— Это их мир.

— Что это за мир? Что получается из всех этих войн? Почему они не могут разобраться раз и навсегда? Я сейчас читал газеты. Все, о чем читаешь, это грабеж, разбой, убийство…

— На этом и стоит мир. Будь ты знаком с учением Дарвина, то знал бы, что борьба за существование — это и есть та сила, которая сотворила все.

— Да читал я, читал. Это все глупости, глупости. Господь ненавидит убийство. Как сказано, «убийцу и обманщика презирает Господь».[317]

— Почему же Он сделал так, что, когда два оленя встречают олениху, они бодают друг друга рогами, пока один из них не потерпит поражения? Ведь свобода выбора тут уже ни при чем. Олени — это не нечестивцы. Они делают то, что заложено в них природой.

— Кто знает? Возможно, бывают и животные-нечестивцы. Ведь есть же добрые животные. Ягненок, например, никому не делает ничего дурного.

— За это его и пожирает волк…

Какое-то время Борис Маковер обдумывал эти слова.

— Что мы знаем? Все это великие тайны. Ясно одно: человек должен быть хорошим. Поскольку он понимает, что делает, он не должен быть плохим…

— Ну, евреи в Польше и были хорошими. Где они сейчас?

— В светлом раю! Владыка мира не может совершать несправедливостей. Бог, сотворивший небо и землю, не может быть нечестивцем. В это я никогда не смогу поверить! Даже если бы я попал на тот свет и увидел собственными глазами, что Гиммлер пребывает в раю, а автор книги «Решит хохма» жарится, не дай Бог, в аду, я бы и тогда все равно крикнул, что от Него не может проистекать зло.

И глаза Бориса Маковера наполнились слезами.

2

2

Вскоре после Соломона Марголина появилась Анна. Тоже на машине. Она привезла пассажира — своего кузена Германа. Анна и Герман тоже зарезервировали себе номера в гостинице, потому что у Бориса Маковера в бунгало не было места, чтобы оставить гостей на ночь. Борис Маковер посмотрел на дочь и племянника и увидел на лицах обоих озабоченность, задумчивость, усталость. «Что довело их до этого? — подумал он. — Летняя жара? Напряженный ритм жизни большого города? Или с ними что-то случилось? Но что? Как?» Анна и Герман никогда не были особенно близки. Анна говорила, что двоюродный брат буквально физически отталкивает ее. Герман, как и Борис Маковер, был маленьким, ширококостным, со слишком большими ногами и руками. Разумом Борис Маковер понимал, что Герман был для Анны слишком еврейским, в нем слишком ощущалась маковерская порода. Сама она уродилась в мать, была похожа на ее родственников, на Ландау… Хотя что-то было в ней и от него, от Бориса Маковера.