«Все было бы хорошо, если бы он не поехал туда! — говорила себе Сильвия. — Его заманили, заманили в ловушку… Жив ли он еще? Может быть, он сидит в тюрьме? И что же он думает, сидя в советской тюрьме? Может ли найти этому какое-то оправдание? Или личная трагедия привела его к сомнениям? Полжизни отдала бы, чтобы взглянуть на него, обменяться с ним хотя бы несколькими словами… И все-таки надо жить! Надо жить! Я не могу сидеть и предаваться скорби до конца своих дней. Если я не пускаю себе пулю в голову, то обязана продолжать нормальное существование…»

Как ни странно, но при всей своей озабоченности Сильвия нуждалась в мужчине. Что-то в ней кипело, пенилось, вибрировало. Ей поминутно становилось жарко. Пока Герман был с ней, другие мужчины физически ее не привлекали. Но теперь в ней пробудилось какое-то любопытство. Товарищи буквально буравили ее глазами. Их взгляды падали на ее грудь, бедра. «Что они во мне находят? Мужчины — это животные, животные… — Сильвия глубоко затянулась сигаретой. Задержала дыхание. Из ее груди рвались рыдания, крик. — И это человек? И это жизнь? И это коммунизм?» Но Сильвия знала, что кричать нельзя. Нет ни Бога, ни справедливости, ни плана, ни цели. Если кто-то начинает биться головой о стенку, его отправляют в сумасшедший дом… Взрослый человек должен уметь наступать на мертвых и при этом улыбаться. И молчать, видя несправедливость, — по крайней мере, до тех пор, пока общество не будет построено на разумных основаниях…

Глава двадцать третья

Глава двадцать третья

1

1

На Новолетие Лея снова поехала к Джеку на Лонг-Айленд. Как ни странно, но Патрисия начала в последнее время проявлять интерес к еврейству. Она часами разговаривала с Леей. Ей, Патрисии, скоро рожать. Кем будет ее ребенок? «Раз отец — еврей, — говорила Патрисия, — то и ребенок тоже должен быть еврейским». Джек смеялся над словами Патрисии. «Что я за еврей?» — спрашивал он. Зачем вообще крутить голову с религией, если ни он, ни она не религиозны? Но Патрисия снова и снова заводила этот разговор. Соседи здесь почти все евреи. Здесь есть еврейский общинный центр. Если родится мальчик, то надо будет сделать ему обрезание. Патрисия указывала на другие смешанные пары из числа соседей, в которых детей воспитывали евреями.

— Ребенок, — говорила Патрисия, — не может висеть в вакууме. Если он, когда вырастет, решит, что будет атеистом, — отлично, но пока ребенок мал, его нельзя изолировать от всех.

Лея поначалу поддерживала Джека. Она говорила Патрисии:

— Зачем делать ребенка евреем? Чтобы снова пришел какой-нибудь Гитлер и сжег его?