— Я здесь, я здесь. Я твоя, твоя. Ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я как дочь Ифтаха,[383] и ты можешь меня принести в жертву. Скажи, господин мой, что мне делать, и я все исполню, потому что ты мой жрец, а я твоя овечка…
— Кончай со своей выспренней болтовней! Упакуй пару платьев, белье и бери такси до угла Пятнадцатой улицы и Восьмой авеню. Там есть автовокзал «Грейхаунд»…[384]
— Куда ты меня увезешь? Да ладно, все равно.
— Сам не знаю куда. Какая разница? На край света.
— Да, забери меня. Он должен был дать мне большую сумму, но мне не нужны его деньги. У меня есть пара сотен долларов и немного драгоценностей. Меховую одежду мне тоже взять?
— Да, скоро наступит зима.
— Когда я должна там быть?
— Как можно быстрее. Тот из нас, кто приедет раньше, подождет другого. Там есть скамейки в буфете.
— Знаю, знаю. Я начинаю собираться. Как это ты пришел к такому решению? Впрочем, лучше я не буду об этом спрашивать.
— Я тебя люблю, Эстер. Я не могу без тебя жить. Это правда.
— Что? Ну, если я это слышу, Бог меня за все вознаградил. Больше мне ничего не причитается. Я сделаю все, что ты велишь. У меня теперь есть только одно желание: умереть за тебя…
— Ты должна жить, а не умирать. Ты мне нужна.
— Если ты захочешь, я буду жить. Каждое мое дыхание принадлежит тебе.
— Ну что ж, увидимся на автовокзале.
И Грейн положил трубку.
Какое-то время он тихо стоял, глядя прямо перед собой, как будто пытаясь разглядеть то, что довело его до такого финала. Он отчетливо ощущал скрытое присутствие каких-то существ рядом с собой. Всевидящих, но невидимых существ, способных резко изменить судьбу человека. Грейн молчал, словно говоря им, этим существам: «Ну, раз шило уже вышло из мешка, вы тоже можете появиться…» Однако при этом Грейн боялся их и умолял не пугать его своими жуткими рожами… Ему было бы достаточно, если бы ручка, лежавшая на письменном столе, чуть двинулась в знак того, что они действительно существуют… Эти мысли не были четко оформленными. Они просто шуршали в его мозгу, как будто он пребывал в полусне… Грейн прислушался, и ему показалось, будто ему отвечают: «Тебе же самому будет плохо, если ты прорвешь преграду между здесь и там. Лучше делай то, что должен делать сейчас…» Он пошатнулся.
— Ну, вот оно!
Хотя Грейн заранее никак не готовился к этому моменту, он точно знал, что ему следует сделать. Он оставил Лее чек на пятнадцать тысяч долларов. Из семнадцати сотен долларов наличных, лежавших у него в банке, он возьмет себе только пятьсот. Он снимет вместе с Эстер маленькую квартирку где-нибудь на Среднем Западе или в Калифорнии, и они будут жить там буквально на гроши. Он всегда сможет найти небольшую подработку. Ни он, ни Эстер не нуждаются в роскоши. Он напишет Лее, что поступить по-другому не мог… Это было сильнее его. Все, что касается его счетов с Богом, с народом Израиля и всего прочего, то во всем должен сохраняться статус-кво. Пусть Бог простит его, если захочет, и пусть Он покарает его, если такова будет Его воля… Грейн вспомнил те слова, которые евреи будут завтра произносить в синагогах: «Ты их создатель, и Тебе ведомы их соблазны…»