– Твое время истекло.

Нори выбежала из комнаты, но даже лежа в постели той ночью, она не могла унять внезапно бешеное биение своего сердца.

* * *

Нори поклялась себе, что больше ничего не расскажет ему о своем прошлом. Во время их ночных встреч она сидела молча, отвернувшись к стене, как упрямый ребенок.

И все же она приходила. Ноги сами шли туда каждый вечер.

У Ноа всегда был наготове маленький бокал вина для себя и дымящаяся кружка яблочного сидра для нее. Он совершенно откровенно сказал ей, что она не обязана оставаться, если не хочет.

Но она оставалась.

Говорил он сам. Нори пыталась не обращать внимания, однако его голос неизменно вызывал в памяти образ зеленых холмов. И поэтому она слушала.

Младший из четырех сыновей, Ноа вырос в Корнуолле. Мать-француженка спилась и умерла молодой, не оставив ему ничего, кроме рецептов варенья, которое он пытался и не мог воссоздать. Это был его способ понять мать и справиться со своим гневом из-за того, что ему и шанса не дали.

Его отец, учитель, умер четыре года назад. Старший брат продал семейный дом, и все они были вынуждены заботиться о себе сами.

– Нам всегда всего не хватало, – смущенно признался Ноа. – А я, самый младший, обычно получал объедки. Зато у нас было много любви.

Он рассказал ей, как монахини в школе учили его играть на пианино.

– Сначала мне не понравилось, – усмехнулся он, – давалось с большим трудом. Но как только я понял, насколько счастливыми это может сделать людей… Конечно, я недостаточно хорош, чтобы стать профессионалом, но я люблю детей, так что я передаю радость дальше.

Она поймала себя на том, что смотрит на его губы, его идеальные розовые губы. И сунула руки под себя, чтобы не потянуться к нему.

Потом отвела взгляд.

– Думаю, мне пора.

Он ухмыльнулся.

– Тебе было пора час назад. Я все ждал, когда ты заметишь.

Нори покраснела.

– Я не хотела прерывать.