Нори бросилась к столбику кровати, вцепившись в него обеими дрожащими руками.
– ОН НЕ БЫЛ ВАШИМ!
Бабушка ахнула.
– Как ты смеешь…
Нори было все равно. В течение многих лет мысли об Акире погружали ее в ад. Она избегала этого каждой частичкой своего существа. Но теперь она позволила барьеру опуститься.
Поток обрушился на нее в полную силу, и она едва могла стоять.
– Его любимым цветом был синий. Его любимым композитором был Бетховен. Он ничего не ел без васаби. Он любил жару больше, чем холод. Он обожал Берлинский филармонический оркестр. Он пил черный кофе. Он не любил сад, пока не встретил меня. И он ненавидел, ненавидел вас!
Юко молча выдержала натиск, ее губы беззвучно шевелились.
– Ты можешь быть так жестока к умирающей женщине? – выдохнула она. – Говорить мне такую ядовитую ложь!
– Что ж, теперь он мертв, – холодно промолвила Нори, и эти слова пронзили ее насквозь. – Он мертв, и то, кем он был, и то, кем он мог бы стать, умерло вместе с ним.
Юко прищурила глаза.
– Ты его любила, – сказала она, явно впервые это осознав. – Ты действительно его любила.
Нори не удостоила бабку ответом.
Юко издала жуткий хрипящий звук.
– Я думала, что, если позволю ему немного развлечься с тобой, поиграть свою музыку, он, в конце концов, вернется домой. Я думала…
Нори ее оборвала:
– Зачем вы меня вызвали? Довольно игр! Если хотите меня убить, то убейте уже.
Юко откинулась на подушки, ее гнев иссяк.