Я прилетел в Париж и обдолбался, понимал, что убиваю себя, но мне было плевать. Оттуда полетел в Лондон, там продолжил. Когда вернулся в Штаты и приехал в Северную Каролину, снова стал курить крэк. Крэк – очень вредный, опасный наркотик, а я курил столько, сколько мог достать. Заодно выпивал, сколько влезало, а влезает в меня не так уж мало. Плохо помню, что происходило в то время, потому что вечно ходил обдолбанный, но знаю, что меня не раз арестовывали. Один раз, помнится, в Мичигане, хотя понятия не имею, что меня занесло в Мичиган. Меня отпустили под залог и, думаю, до сих пор разыскивают. Последние шесть месяцев просто пил, курил и ждал, когда наступит смерть.

Мать рыдает, Отец приобнимает ее. На этот раз я не жду, когда она успокоится, а продолжаю говорить, мне хочется поскорее закончить.

Я ни в чем вас не обвиняю и не думаю, что вы могли бы остановить меня. Я такой, какой есть, алкоголик, наркоман и преступник, и таким я стал по своей вине. Вы делали для меня все, что могли, вы любили меня, как могли, о большем нельзя и мечтать. Мне нечем оправдаться за то, как я жил, кем стал, как мучил вас все эти годы.

Мать снова принимается рыдать. Еще громче, еще надрывней. Косметика размазалась по лицу, рукам и одежде, дыхание прерывистое. Она прильнула к Отцу, который держит ее и смотрит в пол. Слезы бегут по его щекам, капают на брюки, его губы дрожат. Он трясет головой, пытается взглянуть на меня, но не решается.

Я сижу, смотрю на них. Ярость тут как тут, быстро достигает своего пика. Не понимаю, почему, но каждый раз, когда я оказываюсь рядом с ними, повторяется одно и то же. Они хотят любить меня, а я мучаю их. Они хотят поступать прилично и разумно, а я против приличий и разумности. Они хотят помочь мне, а я злюсь на них за это. Не понимаю, почему. Они же мои родители. Они делают все, что в их силах.

Вечно со мной повторяется одна и та же история. Дай мне что-нибудь хорошее, и я все испорчу. Полюби меня, и я тебя втопчу в грязь. Мне всегда казалось, что я не заслуживаю ничего хорошего в жизни. Даже того убогого пространства, которое занимаю. Это чувство сидит во мне, что бы я ни делал, чем бы ни занимался, оно отравляло все мои отношения с людьми. Не понимаю. Не понимаю, откуда оно взялось, я ненавижу это чувство, как ненавижу и себя, и по какой-то причине это чувство всегда обостряется в присутствии родителей. От их стремления любить меня мне всегда делается совсем хреново.

Джоанна встает, подходит ко мне, наклоняется к моему уху.

Думаю, нам лучше уйти.

Я смотрю на родителей. Они все еще плачут. Слезы катятся по отцовскому лицу, Мать задыхается. Мне хочется как-то помочь им, но что я могу. Я слишком ненавижу себя, это парализует меня.