— Это мало что даст, — спокойно ответил я.

Кортнер подошел к умывальнику и, застегивая штаны, несколько раз комично вильнул задом. Опять своим иезуитским тоном, приторно дружеским и одновременно угрожающим — этот тон и заставил меня насторожиться, — он проговорил:

— Интересно, до чего бы мы докатились, если бы каждый говорил вслух все, что думает?

Я вытер руки.

— Разве я, к примеру, — продолжал Кортнер, — все говорю, что думаю о твоем рвении, о твоем показном идеализме? — Он рыгнул и, прикрыв рот тыльной стороной руки, произнес: — Пардон! — Он спросил: — Но тебе ведь на это наплевать, верно?

— Совершенно наплевать, — ответил я, отвернувшись от него и надевая пиджак.

— Но другим, — продолжал Кортнер, — не думаю, чтоб было наплевать, если б они узнали, почему им приходится сейчас вкалывать по-ударному день и ночь.

Я неторопливо повернулся к Кортнеру.

— Договаривай, договаривай, — сказал я совершенно спокойно. — Я, кажется, начинаю тебя понимать.

Кортнер продолжал дружеским тоном, улыбаясь:

— Если б они знали, почему эта работа два года пролежала в твоем сейфе! — И с приветливой усмешкой: — Если бы они знали, почему ты теперь так спешишь! Господи, какими бы они себя почувствовали дураками!

Тонкий слой грима стерся, академическая позолота слетела. Я замахнулся, еще немного, и я бы в самом деле ударил.

— Осторожно! — пробормотал Кортнер, отступая назад, бледный от испуга. Он опять рыгнул, опять, прикрывшись рукой, сказал: — Пардон! — и, отойдя на безопасное расстояние, сказал: — У нас у всех рыльце в пушку! Да иначе и быть не может!

Не сказав ни слова, я вышел и, разъяренный, направился прямо к лестнице; я шел к Боскову. Господин Кортнер явно заблуждается! Тому, кто шантажом пытается загнать меня в угол и саботирует распоряжения шефа, в нашем институте не жить! Я был абсолютно уверен, что и Босков думает так же.

На середине лестницы я остановился. Боскова же нет сейчас в кабинете, он в столовой! Эта мысль помогла мне снова взять себя в руки.

Босков…

Чтобы не дать Кортнеру приобрести надо мной тайную власть, я должен был сейчас рассказать Боскову все начистоту. О своей сделке. Об обмане, который столько длился, и вообще обо всей этой нечестной игре.

Босков сразу даже не сумеет во всем разобраться, для этого он слишком порядочен. Но так как с понедельника он уже несколько раз натыкался на явные несообразности, то быстро все поймет. Ему станет ясно, что в течение двух лет я действовал за его спиной, ясно, каким мошенническим путем я добился вчера полномочий, какую провернул скверную махинацию. И как все это отразилось на деле. На нашем общем деле? Но ни о каком общем деле тогда уже не будет и речи.