Правда, что в то время, когда Август II так запальчиво собирал японский и китайский фарфор, что за него давал самых красивых своих гренадёров, король Прусский так усиленно увеличивал и тренировал свою армию, что без жалости избавлялся ради неё от огромных фарфоровых ванн – и сейчас фарфор стоит в собраниях, покрытый пылью, а Саксония уменьшилась до микроскопических размеров.

Но – было это при правлении одной из последних любовниц Августа II, пани Денгофф, из дома Белинских. В приёмной короля всё ещё распоряжался Константини, ещё более дерзким образом. Не вырос он ни титулами, ни должностью, но влиянием на короля, до сих пор непоколебимым, удивлял всех.

Его уже считали бессмертным, когда однажды разошлась по Замковой улице новость, что Константини увезли в Кёнигштейн.

Поначалу никто этому верить не хотел, но все придворные, которые его не любили, торжествующе улыбались, таинственно клали палец на уста и подтверждали эту неслыханную новость, непонятную для общественности.

Можно ли было удивляться тому, что итальянец, обнаглев от долгой службы, пошёл искупать грехи туда, где сидели канцлер Бехлинг, Яблоновский, Собеские и много других; или что Август в минуты раздражения пожертвовал маленьким человеком, когда столько знаменитых и заслуженных не колебался столкнуть и посадить в тюрьму.

Только с удивлением спрашивали, что могло вызвать королевский гнев после стольких лет такой верной службы? Не знал никто, но легкомысленная Денгофф краснела и смущалась, слушая это, а вскоре потом узнали от неё подруги, и дошло то до недругов, что пожаловалась королю: Мазотин, выпив, посмел за ней ухаживать.

На Замковой улице Под Рыбами, где вместо совсем бездеятельного и читающего по целым дням Библию Витке распоряжался какой-то его родственник, к стоящему в задумчивости у ворот Захарию кто-то подошёл шепнуть на ухо.

– Ты знаешь? Жбан долго носил воду, пока крышка не оторвалось. Константини сидит в Кёнигштейне.

Витке принял это равнодушно. Почему ему должен был интересовать этот отвратительный сводник? На следующий день он, однако, взял трость из угла и выбрался в город, пошёл простым трактом к той прославленной тогда крепости, которая считалась неприступной, а сегодня только рухлядь, которую никто бы оборонять не пытался.

Захарий теперь часто имел такие фантазии – не было его дома по несколько дней и недель.

Попасть в Кёнигштейн в то время было нелегко, но комендантом крепости был давний знакомый, полковник, который хвалил вина Витке и часто приходил на них в каморку. Купец осведомился о нём.