— Правильно.
— Вы понимаете, что вы эгоист?
— А вы! — спросил Галт, глядя прямо на него.
Что-то в движениях Таггарта, забившегося вглубь кресла, не отрывая взгляда от Галта, заставило мистера Томпсона ужаснуться, что же будет дальше.
— Простите, — перебил мистер Томпсон своим обычным спокойным тоном, — какой сорт сигарет вы курите?
Галт повернулся к нему и улыбнулся:
— Я не знаю.
— А где вы их взяли?
— Один из охранников принес мне пачку. Он сказал, что какой-то человек попросил передать их мне в подарок… Не волнуйтесь, — добавил он, — ваши ребята тщательно их проверили. В пачке не было никаких тайных посланий. Это просто дар анонимного поклонника.
На сигарете, которую держал Галт, проступал знак доллара.
Джеймс Таггарт неподходящий человек, чтобы убеждать, пришел к выводу мистер Томпсон, но и Чик Моррисон, которого он привел на следующий день, добился не большего успеха.
— Я… рассчитываю на ваше милосердие, мистер Галт, — начал Чик Моррисон, судорожно улыбаясь. — Вы правы. Я допускаю, что вы правы, и взываю только к вашему чувству сострадания. В глубине души я не могу смириться с мыслью, что вы отъявленный эгоист, не испытывающий жалости к людям. — Он указал на множество листов бумаги, которые разложил на столе: — Вот письмо, подписанное десятью тысячами школьников, умоляющих вас присоединиться к нам и спасти их. Вот обращение из дома инвалидов. Вот петиция священнослужителей двухсот различных вероисповеданий. Вот мольба матерей нашей страны. Прочтите это.
— Это приказ?
— Нет! — воскликнул мистер Томпсон. — Это не приказ! Галт не пошевелился и не потянулся за бумагами.
— Это обычные, простые люди, мистер Галт, — сказал Чик Моррисон голосом, предназначенным передать жалобное смирение. — Они не могут посоветовать вам, как поступить. Они не знают. Они просто умоляют вас. Возможно, они слабы, беспомощны, безрассудны, невежественны. Но вы такой смелый и умный, неужели вы не можете пожалеть их? Не можете помочь им?
— Забыть о своем интеллекте и стать таким же невежественным?
— Возможно, они и не правы, но на большее они неспособны!
— И я, который способен, должен подчиниться им?
— Я не хочу спорить, мистер Галт. Я только умоляю вас о снисхождении. Они страдают. Я призываю вас пожалеть тех, кто страдает. Я… Мистер Галт, — спросил он, заметив, что Галт смотрит в пространство и глаза его стали непримиримыми, — что случилось? О чем вы думаете?
— О Хэнке Реардэне.