И все же Жигуленко был чем-то недоволен и даже резок в отношении штабных работников. Заметив это, Русачев спросил Жигуленко:

— Ты чего это, как леопард, на всех кидаешься?

Жигуленко гневно посмотрел на комдива.

— Товарищ полковник, мне не хотелось об этом говорить, но придется. Случайно я узнал, что из штаба армии пришел ответ на запрос о посылке на учебу. А Харин уже сутки задерживает его у себя.

— Ишь, какие вы нетерпеливые, молодежь! Да меня на дивизию назначили, — я три месяца ждал приказа. Подумаешь, сутки… Замотался Харин — забыл. А ты бы ему напомнил от моего имени…

Русачев снял трубку:

— Харина ко мне…

— Нет, — сказал Жигуленко, — это он делает нарочно.

— Чего это ты с ним не поделил?

— Поспорил с ним по одному вопросу, — сказал уклончиво Жигуленко. — Вот он и решил свести со мной счеты.

Вошел майор Харин, доложил комдиву, подозрительно поглядывая на Жигуленко.

— Ты чего молчишь об ответе из штаба армии?

Тогда уже Харин зло глянул в сторону Жигуленко, облизывая клейкие губы.

— Да он только что получен, — соврал он. И сразу перевел разговор: — На участке полка Канашова, — сказал он, — очень тяжелое положение. Немцы потеснили один из его батальонов на правом фланге. Чепрак убит…

— Может быть, ввести в бой два наших свежих батальона? — нерешительно предложил Русачев. — Как думаешь, начальник штаба?

Харин подошел к карте, наклонился.

— Пока пусть держатся своими силами.

— Но если гитлеровцы прорвутся на участке Канашова, тогда поздно будет.

— Думаю, товарищ полковник, сейчас бросать в дело резерв нецелесообразно. Если мы сообщим им, что намереваемся контратаковать на их участке, они будут надеяться на нас и не полностью используют свои возможности.

— Это, пожалуй, верно. Пусть еще подержатся, хотя бы до вечера… Да, вот еще что: сегодня же оформи на Евгения Всеволодовича документы, пусть едет…