В комнате, соседней с комнатой невесты, трое мужчин поправляли воротнички и тупо разглядывали свои руки. Им казалось, что время идет слишком медленно.
– Боишься? – спросил Уилл, поправляя галстук Попса.
Попс устремил взгляд куда-то вдаль.
– Нет, – сказал он, и в его голосе звучали спокойствие и безмятежность. Он посмотрел в глаза внука. – Я чувствую себя так, словно мне одолжили еще немного времени. Самое замечательное в жизни – встретить ту, которую сможешь полюбить, и вложить в нее всю свою душу и сердце. Все становится новым и свежим. Со мной это случилось не один раз, а два. Как я могу бояться будущего, когда мне подарили целый мир, а потом повторили этот подарок?
Уилл положил руки на плечи деда.
– Ты и в самом деле поэт, Попс.
Некоторые люди похожи на керамику. Они обожжены на достаточно сильном огне, который сделал их пригодными для жизни, но не слишком прочными. Но Эдриэнн была изысканным фарфором. Изящная, но закаленная в сильном огне, лишь для того, чтобы выдержать любое испытание, с которым столкнется. Ему повезло просто узнать ее. И еще больше повезло полюбить ее.
Она была человеком, которому он отдал бы всю свою душу и сердце. Но не ради себя. А ради нее. Потому что она этого заслуживала. Она не заслуживала меньшего.
Попс поднял руки и положил их на плечи Уилла.
– Не упускай момент, – сказал он, крепче сжав плечи внука.
Уилл нахмурился.
– Какой момент, Попс?
Он изучающе посмотрел на лицо деда.
Попс глубоко выдохнул и прошептал:
– Ты сам это поймешь. Ты поймешь, когда это произойдет. И ты будешь знать, когда настанет подходящий момент. Но не смей отступать. Что бы ни случилось. Слышишь меня, малыш? Что бы ни случилось и когда бы это ни случилось.
Уилл кивнул и обнял деда, человека, который учил его, как нужно любить. Потом он повернулся и обнял отца, который научил его, как жертвовать собой. И теперь Уилл был способен позволить Эдриэнн высоко парить, но всегда ловить ее, если она будет падать. Впервые в своей жизни Уилл точно, ясно осознал, что такое быть мужчиной.