А потому, пока она не приготовится сделать ход (а это предполагало, что она сперва решит, что за ход это будет), нужно заставить Джулиана поверить, что Малика по-прежнему охмуренная детка. Девушка, которую он целиком и полностью совратил своим сексуальным изощренным злодейством. Смазливый, падкий на еблю Фаустенок перед своим всепобеждающим сверхмачо Мефистофелем.

Он должен в нее верить.

Ну что ж. Как же в таком случае поступить с тем, что он все еще упирался ногой ей в промежность и попутно дрочил себе подошвами ее стоп?

Потерпеть? Позволить ему? Подыграть ему в его фантазии, что и ей нравится, когда с ней обращаются эдак неприятно и беспардонно, – вода выплескивается из ванны, задница Малики елозит по эмалировке, – и сопровождают все это звуками, средними между пердежем и туманным горном.

Не годится. Он ее заподозрит. Он знает, что она крута. Знает, что горда. Знает, что она – ни покорная инженюшечка, ни прагматичная шалава. Она сказала, что это неприятно. Если прикинется, что ей это по нраву, он сообразит, что она врет и, возможно, скрывает от него тайные враждебные мысли. Мысли, которые могут сделать из Малики угрозу Джулиану.

Так что же. Пусть продолжает? Пусть помыкает ее телом? Делает с ним что угодно, однако пусть понимает, что это исключительно его радости? Что ей это все нисколечко не нравится, но уж раз ее большой могучий мужчина хочет этого, пусть получит? Ему бы такое понравилось, несомненно. Она знала о нем в постели достаточно, чтобы усвоить: секс для Джулиана, как и все остальное, – это власть и главенство. Более того, Малика уверенно предполагала, что любовница неохотная заинтересовала бы Джулиана даже сильнее, чем рьяная. Не откровенное изнасилование, наверное, однако, несомненно, с креном в ту сторону. Да, ему это понравится, но он все равно не поверит Малике, потому что, несмотря на все свое тщеславие, в человеческих характерах Джулиан разбирался и понимал, что она ни за что не стала бы, бля, терпеть такое. Этим, как ей казалось, она его и привлекла. Потому что она крепкий орешек.

И потому она выдернула свои ступни у него из рук, подалась вперед и со всего размаху отвесила ему пощечину.

– Я сказала, убери свою ногу из моей пизды!

После чего вышла из ванны, схватила полотенце и начала одеваться.

Расчетливый риск. Джулиан – гордец и пижон, а такие люди бывают и хрупкими. Когда оказывается задетым их эго, они способны и сдачи дать. Но Малика понимала, что выбранная тактика – лучший вариант. Слабость против хамов не срабатывает. Поддавки лишь откладывают беду на потом. Малика решила, что по худшему сценарию в этой ситуации Джулиан рассердится и обидится, но это не подтолкнет его сомневаться в ее преданности ему и “Сэндвич-коммуникациям”.