– Тогда зачем вы применили сейчас расовый признак? – спросила Шер, кивая, словно бы соглашаясь с самой собой, и ответила на вопрос за него: – Потому что это стало оскорблением? Хамским эпитетом? Потому что вас порицают за то преступление, что вы белый?

– Да, Шер, да! За то преступление, что я гетеросексуальный белый мужчина, Шер. Вот что они говорят, бросая мне в лицо очередную отвратительную, мерзкую ложь. Они говорят: “Вот еще один белый мужчина-гетеросексуал, унижающий женщин!” Я. Шер, я за всю жизнь ни единой женщины не унизил. Ни единой. Я обожаю женщин, Шер…

– Это, насколько я знаю, широко известный факт, – согласилась Шер, несколько раз очень серьезно кивнув.

– Да! Да, именно так, Шер. Это широко известный факт, что я обожаю женщин. И при этом я виновен. Виновен по всем пунктам. В том, что я белый, мужчина и, господи на небеси прости, гетеросексуален – решительно гетеросексуален.

– Враг общества номер один.

– Враг. Точка. Общества. Точка. Нумеро уно, Шер. Мы все с ума посходили, что ли?

– Думаю, да, Родни. Думаю, чокнутый левацкий латте-заговор – некоторое сумасшествие.

– Я заигрываю, Шер. Я – мужик. Актерское дело – жутко требовательное призвание, и когда переживаю эмоциональную встряску, Шер, чтобы семьсот человек пережили духоподъемный вечер, я, вернувшись к себе в гримуборную, люблю расслабиться.

– Вы, стало быть, немного заигрываете.