Как отмечал Лурье в монографии об Ильфе и Петрове, «бюрократизм» – постольку специфический термин, поскольку отражает негласные запреты терминологического характера. И введены они именно в советскую эпоху[186].
Нежелательным оказался термин «бюрократия», то есть буквально «власть стола», – значит, чиновников, канцелярии. Аксиоматически подразумевалось, что в социалистическом государстве ничего подобного быть не может. Вот и появилась такая замена, как «бюрократизм» – «формальное отношение к служебному делу».
Но авторы романа не пожелали принять лукавую терминологическую замену. Точнее, подмену. Что и акцентировал Лурье: «Тема бюрократии у Ильфа и Петрова – это не тема “бюрократизма”, плохой работы отдельных бюрократов в ущерб “интересам дела”, а тема “власти бюро”, бесконечных и бесполезных учреждений».
Сталин же в съездовском отчете рассуждал лишь о «бюрократизме». И пояснил, что имеет в виду «саботаж мероприятий Советской власти со стороны бюрократических элементов аппарата, являющихся агентурой классового врага…».
Однако в Черноморске служащие-казнокрады, включая Корейко, не имеют отношения к «агентуре классового врага». Казнокрадство в гигантских масштабах стало возможным благодаря именно бюрократической системе, которая существует не вне советского режима или вопреки ему, а как неотъемлемая часть его.
«Чистка» в Черноморске подразумевает вроде бы неотвратимость возмездия казнокрадам. Но о том, что они наказаны или хотя бы привлечены к ответственности, в романе нет сведений. Да и законспирированный главарь сообщества расхитителей – Корейко – ускользнул.
Впрочем, он и так наказан. Точнее, сам же себя и покарал: обладатель огромного богатства вынужден жить в бедности, постоянно страшась разоблачения.
Что до «бесполезных учреждений», то они множатся. Так, Бендер, вернувшись в Черноморск, обнаруживает: созданная им псевдоконтора значительно расширилась и на самом деле развернула заведомо бессмысленную деятельность. Только вывеска несколько изменилась. Она уже во всю ширину фасада – «Гособъединение Рога и Копыта».
Бендер, кочуя по стране, умело пользуется бюрократической спецификой, но это все равно не меняет сути. Перспективы – участь разоблаченных казнокрадов и растратчиков либо удел Корейко.
Слишком долго Бендер пытался одолеть неодолимое. Опоздал на двадцать семь дней, – Зося стала женой художника Фемиди.
Примечательно, что фамилию соперника Бендер обыгрывает комически. И проговаривается: «Увели девушку! – пробормотал он на улице. – Прямо из стойла увели. Фемиди! Немезиди!»